Цепенея, я пошла следом, встала на пороге комнаты. Денис сидел за обеденным столом и смотрел в одну точку. Предложить ужин? Чаю? Спросить как дела? Или...
- Выключи эту хуйню! – рявкнул вдруг он и, упершись локтями в стол, обхватил голову ладонями.
Я подскочила, суетливо схватила пульт от телека, щёлкнула... Потом решилась-таки, осторожно приблизилась, отодвинула стул, чтобы тоже сесть. Он заскрежетал ножками по плитке, и Денис врезал кулаком по столу, требуя, видимо, тишины. А сам при этом схватил лежащую рядом чайную ложку и принялся методично хреначить ею по столешнице. Примерно раз в три секунды. Даже не замечая этого. Я осторожно села.
Он думал. Он о чём-то чертовски напряжённо думал, морщился, играл желваками и тихо рычал под нос:
- Сука... Блядь. Гнида...
Сколько злости, мама родная! И руки разбиты. В хлам. Костяшки припухли. Кое-где на них запеклись чёрно-бурые корки, кое-где ещё сочилась кровь.
Господи, что он натворил? С кем?!
Вспомнился сегодняшний сон - Коля и Серёга, пришедшие за Лёшкой. И меня затрясло. Про этих двоих я слышала последний раз ещё в январе, когда Боярская рассказала, как Денис избил их в приступе бешенства. Серого - до реанимации, а Рыжий вообще пропал без вести. Сбежал или?..
Господи, нет... пожалуйста...
- Мне никто не звонил? – неожиданно очнулся Денис.
- Нет. Вернее, не знаю... Говорю же - я уезжала.
И он заметил вдруг ложку в своей руке, кажется удивился. Отбросил.
- Интересно, куда?
- Ту так... к маме же.
- Мм, к маме... К маме это хорошо... К маме, это нужно... – говорил, но я видела, что уже снова провалился мыслями в какую-то бездну. – К маме, это хорошо... К маме, к маме, к маме... К маме, это хо-ро-шо... – рассеянно заскользил взглядом перед собой и вдруг застыл: - А это что?
Цветы. Твою мать, надо было их выкинуть вместе с букетами Панина... От греха подальше.
- Подарили...
- Кто?
- Девочки. С тренировки.
- Что за повод?
Я промолчала, даже не зная, стоит ли сейчас вообще про конкурс... Впрочем, Денис уже барабанил пальцами по столу и снова думал. А потом вдруг ринулся в коридор. Думала, сейчас уедет, но он начал орать матом, и я поняла, что это по телефону. Внезапно замолчал и, через мгновенье появившись на пороге зала, закрыл дверь.
За без малого полгода, что я здесь прожила, эта дверь никогда раньше не закрывалась. Ну если только чтобы полы за ней вымыть... А теперь вот - чтобы я не слышала о чём и с кем он говорит.
А потом он вернулся в зал и застыл у меня за спиной. От этого почему-то засосало пол ложечкой. Я робко обернулась и увидела, что Денис всё так же в своих мыслях. Брови в кучу, взгляд в пространство, губы закусил...
- Денис... Что-то случилось?
И он вдруг очнулся, кинулся на меня. Едва не придушил, едва бошку не оторвал. Я испуганно взвизгнула, а через мгновенье поняла - это не со зла. Он припал ко мне отчаянно, словно к святыне какой-то, словно ища защиты и успокоения. Я скользнула пальцами по его предплечьям, неудобно поджимающим мой подбородок, погладила... А в голове всё так же билась жуткая, абсолютно дикая мысль, которую даже думать было сродни предательству, не то, что верить в неё...
- Мила-а-аш... Милааааш... – тихо-тихо, горячим дыханием куда-то в макушку, шепнул он. - Маленькая моя... Мила-а-аха...
Просто говорил. Не мне. Просто. Не замечая. Так же, как незадолго до этого долбил по столу ложкой. Стиснул ещё сильнее, и я пискнула:
- Денис... мне больно.
Не услышал. Говорят, так душат удавы – медленно, но верно, чтобы жертва не дёргалась...
- Денис, мне больно!
Крикнула, и он отшатнулся, а через мгновенье уже сидел передо мной на корточках, обнимал за талию, прятал лицо в моих коленях:
- Милаш, прости... Прости меня, маленькая...
Я машинально обняла его в ответ, скользнула пальцами по шраму на затылке, что остался от той, январской заварушки, прижала его голову к своему животу... А у самой всё внутри дрожит.
- Что случилось?
Молчит.
- Что у тебя с руками, Денис?
Едва заметно покачал головой:
- Я такая сволочь, Мила-а-аш...
- Денис... Что случилось? – как можно мягче, даже ласково.