***************
* Наутилус Пампилиус - "Дыханье"
***************
Я так ждала его. Так надеялась, что он не выдержит, так хотела, чтобы приехал! До полудня простояла у окна, боясь отлучаться даже в туалет. Но с каждым бесконечно долгим часом меня всё больше сковывало мукой. Не было сил даже на то, чтобы нормально дышать.
Потом я лежала на мамкином диване, уткнувшись носом в его спинку, и не могла вздохнуть. Мне было больно – это раз, и я боялась случайно стряхнуть зыбкий анабиоз, накативший на меня как спасение – это два. Вялые-вялые мыли, такие же поверхностные, как дыхание, и обрывками эха в голове - ночная песня...
...К утру я заездила кассету до того, что плёнку сначала зажевало, а потом она ещё и порвалась в двух местах. Батарейки изгрызла до ломоты в зубах, выжала из них всё что можно...
Мой откат, когда я простила бы Денису всё на свете, длился примерно до обеда, а потом снова наступило зыбкое плато. Тот самый анабиоз, из которого страшно было выходить, потому что за ним – я это знала точно – меня ждал ад. И я уже чувствовала, как начинаю в него падать.
«Он не приехал и не приедет. А ты как думала? Любит? Угу. Конечно. Но не он ли говорил, что признания в любви сковывают в первую очередь того, к кому обращены? Обязывают. Нагружают ответственностью за того «кого приручили»... Ну что ж, хорошая попытка, Денис Игоревич. Только надо было бы действием подкрепить! Хоть каким-нибудь! А не подкрепил – значит не больно-то и хотел. Ну и хрен с тобой тогда! Подумаешь, трагедия! Да кто ты вообще такой?!» - и всё это на фоне едкой, мучительной ревности. Сама мысль о том, что Боярская добилась своего, приводила меня в исступлённую ярость. Так и виделось, как она довольно мурлычет у него на груди, снисходительно посмеиваясь над красиво уделанной соперницей. Как упивается им, дорвавшись до его губ, рук, тела и страсти. Как прорастает в него всё больше и больше... И он шепчет ей на ухо всё тоже, что шептал мне, зарывается лицом в её волосы, дарит ей этот восторг – быть его, быть под ним, быть для него. Невыносимо. Хочется выть и царапать стены... Но я только лежу и боюсь шелохнуться, чтобы не впасть в истерику.
На работу не поехала. Сначала не было сил, а потом ещё и поняла, что посрать мне теперь на Зойку. Правда, ещё часа через полтора до меня дошло, что вообще-то нифига не посрать. Наоборот. Отныне она мой единственный счастливый билетик, мой шанс и перспектива. Ну да, мадам поступила со мной некрасиво, но бли-и-ин... А кто красиво? Денис?! А поэтому – сопли в кулак, и шагом марш дружить с императрицей! Теперь уже добровольно. А там, глядишь, и к концу года и у меня отрастут какие-никакие, а всё ж таки яйца. А кроме того – я ещё посвечусь на Мухосранском Олимпе! Я ещё не раз проплыву перед ЕГО носом, но вне зоны досягаемости. Мы ещё посмотрим, кто кого потерял!
Около девяти вечера, словно очнувшись вдруг, обнаружила себя на подходе к Лёшкиному дому. Не то, чтобы я пошла сюда в коматозе, но... соображала херово, да. Скорее просто чувствовала. Среди полного хаоса и раздрая в мыслях и желаниях, как ни странно, остался один незыблемый, похожий на лампадку в Красном углу маячок – Лёшка.
Ну... как-то так, да. Не смотря ни на что.
И я летела на этот огонёк как глупый мотылёк-однодневка, не соображая, что творю. Но вот очнулась, словно кто-то за руку одёрнул... Шаг невольно замедлился, и на вторую чашу душевных весов, в противовес «Да блин, ну а почему нет-то?» упало вдруг «Кобыркова, ты что вообще творишь?»
С одной стороны казалось Лёшка – то, что мне сейчас надо. Обиделся он там, не обиделся, предал – не предал, почему свалил в спешке из Москвы, и всё прочее мы могли бы обсудить вот прямо сейчас, стоило мне только завернуть за угол и подняться на второй этаж... Я даже свет в его окне уже видела. И, что самое интересное, мы бы поговорили! Без дебильных недомолвок, без пафосных «ты ничего не понимаешь» и «так будет лучше для тебя» Нет, бывало, конечно, что мы с ним тупили и плутали в трёх соснах, как придурки обижаясь друг на друга за какую-нибудь фигню, но ведь, то игра такая была - «вынеси мозг» называется. А сейчас не было настроения играть, к тому же, мы, кажется, оба доросли до нормального «поговорить» И поговорили бы, без сомнения. Но вот что потом? Пятой точкой чувствовала, что всё могло бы закончиться тем, о чём предупредил Денис. Хотя нет, не задницей, а... эмм... совестью, что ли? Ну не дура, а?
Остановилась. Короче, я не должна. Пусть Денис и козёл, но я – не он. Сначала поговорим, объяснимся с ним. А там видно будет.
Идти мне было некуда. Общажное кресло-кровать, заблаговременно освободив место для будущей детской кроватки, валялось где-то на городской свалке, белокаменка – по понятным причинам не вариант, да и ключей нету... В кошельке что-то около сотни косых, но это не проблема. Зарплата в Олимпе по неделям, кроме того, Зойка обещала премию за Москву. А ещё - заначка в спортивной сумке под подкладкой... Мне бы только добраться до неё.