Анна и Леночка уставились в тарелки: еда не идет в рот.
— Степан! — робко говорит Анна. — Надо бы помочь.
— Сам знаю! — зло обрывает Степан. — Только одного не пойму: я страдал в фашистском лагере, а вы тут так нахозяйничали, что ко мне прибежали за помощью.
— Спасибо, сынок, я пойду, — поднялся отец.
— Подожди, батя! — хмуро промолвил Степан и вышел на кухню. Вернулся через несколько минут, вынес в торбе немного кукурузной муки:
— Возьми! Дал бы больше, самим нечего есть.
Молча взял торбу Василий Петрович и, не простившись, ушел.
Обиделся отец. Больше не ходит к сыну. Вскоре Роман помер.
В хмурый ноябрьский день сорок восьмого года к правлению колхоза подкатил незнакомый «виллис». Через полчаса машина подъехала к дому Прикидько. Начался обыск. Безучастно сидит Степан на лавке, смотрит в окно.
Оперуполномоченный капитан Шелкуненко составил протокол, предлагает Прикидько одеться.
— За что вы его? — плачет Анна. — Он тихий, смирный, его пьяным никто не видел.
— Перестань! — обрывает Прикидько жену. — Разберутся — отпустят, за мной нет греха…
На допросах Прикидько отрицает вахманскую службу, объясняет без возмущения:
— Люди зря наговаривают, прошу проверить. Страдал в Хелмском лагере, затем перегнали в другой, потом отдали бауэру Штольцу, больше двух лет на него батрачил.
— Вы не работали у Штольца, — говорит следователь. — В наших руках архивы СС и полиции генерал-губернаторства и дистрикта Галиция. Вы меня поняли?
— Зачем мне ваши архивы? Знать их не знаю.
— Вот документ о зачислении вас в школу охранных войск СС в Травниках, а это подписанная вами анкета, — протягивает следователь документы.
— Нечего мне глядеть. Не знаю никаких документов. Не моя подпись, не мой палец.
— Ознакомьтесь с заключением дактилоскопической экспертизы о том, что отпечаток сделан большим пальцем вашей правой руки.
— За деньги можно все написать.
Много дней отрицал Прикидько вахманскую службу. Когда арестованный вахман Самохин на очной ставке заявил, что вместе учились в Травниках и несли службу в Яновском лагере, Прикидько сознался:
— Ну, был сторожем в Яновском, только никому ничего плохого не делал.
— Не сторожем, а вахманом, — уточнил следователь. — В фашистском концлагере мучили советских людей.
— Стоял на вышке. Тех, кто был в лагере, не видел.
— Как долго служили в войсках СС?
— В сорок третьем году фашисты арестовали, увезли в Германию, посадили в какой-то лагерь. Оттуда бауэр Штольц взял на работу.
— За что вас арестовали фашисты?
— Не знаю. Я им ничего плохого не делал.
За службу в охранных войсках СС, охрану и конвоирование узников Яновского лагеря приговорили Прикидько к двадцати пяти годам лишения свободы и направили в исправительно-трудовой лагерь. В пятьдесят третьем пошли по лагерю слухи, что освобождают невинно осужденных. Прикидько нашел грамотея, и тот под его диктовку настрочил жалобу. Все лагерные разговоры Прикидько переделал на свой лад: мол, стал жертвой культа, органы заставили давать ложные показания. Написал грамотей по просьбе Прикидько, что вся его семья сражалась с фашистами, брат Николай убит в бою, брат Роман скончался от ран, он, Степан, был в боях тяжело ранен и мучился в фашистском плену, отец, заслуженный колхозник, остался без помощи.
Пересмотрели дело, все-таки признали виновным, но применили амнистию.
Харитоненко досконально выяснил, как жил Прикидько, вернувшись в Чабанку. Стал еще более молчаливым, замкнутым. На вопросы односельчан, где пропадал, что стряслось, односложно отвечал: «Взяли за культ. Теперь культ закончился, и меня отпустили».
Хорошо живется Прикидько, будто ничего не случилось. В колхозе платят получше, сняли ограничения на домашнюю живность, во дворе полно кур, гусей, уток. Одного кабана режут — два подрастают. Возят на продажу овощи, фрукты, мясо не только в Очаков, но и на одесский Привоз. Выдали замуж дочь Лену. Прикидько не хочет отпускать молодых. Съездил в Одессу, купил камень-ракушечник, привез в Чабанку. Пригласили двух мастеров, да и сам с зятем Иваном стал на подмогу, сложили стены на четыре комнаты. Пришло время звать соседей на мазку. Дом большой, потребуется не меньше тридцати работников. Не решается Степан идти к людям: откажут — позор на все село. Послал Анну, авось ее не обидят. Не ошибся, в Чабанке совестливые люди: как-никак человек пострадал от культа. Родные Ивана пообещали собрать своих родичей.