— Если я вас правильно понял, порядок содержания заключенных и их уничтожения определялся указаниями офицеров СС, а массовые расстрелы производили немцы-эсэсовцы. Это верно? — спрашивает Петрушович.
— Вы меня поняли верно, пан адвокат.
— Очень хорошо! — удовлетворен Петрушович. — Приятно иметь дело с интеллигентным человеком. Прошу охарактеризовать роль вахманов в Яновском лагере. По словам некоторых получается, будто все делали вахманы, а не немцы.
— В Яновском лагере во время моего пребывания насчитывалось от двадцати до тридцати немцев-эсэсовцев и от ста до ста тридцати вахманов, навербованных из предателей. Они охраняли узников, конвоировали на работы и на расстрел. На одну колонну всегда приходилось два немца и шесть-восемь вахманов. Это они, вахманы, поддерживали бесчеловечный порядок, убивали узников и в лагере, и на работах, и когда вели на расстрел. Массовые расстрелы производили немцы-эсэсовцы, но и тогда не обходилось без вахманов. Вот и судите, могли ли немцы-эсэсовцы без своих подручных уничтожить столько людей?!
— Но вахманы действовали по немецким приказам?
— Конечно! При этом нередко проявляя жестокую и кровавую инициативу. Особенно этим отличался Сушко.
— Вы могли бы рассказать более конкретно?
— Да! Не раз, когда нас приводили в баню, я видел, как, подражая эсэсовцам, Сушко заставлял умирающих от голода и истязаний узников прыгать, называя это проверкой здоровья. А однажды он спросил у пожилого, интеллигентного на вид человека, любит ли он париться? Потом завел этого человека в купальное помещение и вместе с другими вахманами обливал кипятком, пока тот не погиб.
— Вы это лично видели?
— Когда я зашел в купальное помещение, этот человек уже был мертвый. О том, как действовал Сушко, мне рассказали очевидцы.
— Значит, вы лично не видели, как Сушко обливал кипятком человека. Слышали от других, что обливал кипятком не только Сушко, но и другие вахманы.
— Не понимаю такой постановки вопроса! — не скрывает возмущения Брович.
— Я адвокат, осуществляю защиту американских граждан, проходящих по этому делу, — объясняет Петрушович. — Поэтому мне важно знать, следует ли из ваших показаний, что убийство совершил Сушко, а не кто-либо другой.
— И для этого надо выяснять, сколько шаек кипятка вылил Сушко и сколько другие вахманы? — с горечью отмечает Брович. — Еще раз повторяю: Сушко предложил своей жертве попариться, он повел человека в купальное помещение, это я слышал и видел. Как мне сообщили очевидцы, он первый стал обливать кипятком. Этого мало?
— Вы можете назвать фамилии свидетелей, от которых слышали об этом событии?
— Нет, не могу. Тогда я не предвидел, что придется беседовать с адвокатом убийцы. И фамилии эти вам совсем ни к чему: из двухсот тысяч узников лагеря уцелело несколько человек.
Сообщает Брович и о других убийствах, совершенных Сушко; у адвоката Петрушовича пропала охота спрашивать. Все же еще один вопрос задал:
— Скажите, пожалуйста, кого среди вахманов было больше — русских или украинцев?
— Извините, но у нас был другой счет, — Бровичу кажется, что когда-то он уже встречал адвоката во Львове: «Интересно, чем он тогда занимался?» — Мы вели счет замученным, вели счет спасенным и, конечно, на всю жизнь запоминали благородных людей — наших спасителей. Вели счет и тем, кто нас предал, кто нас мучил, кто убивал. А вот считать палачей по национальности нам, пан адвокат, не представлялось существенным. Одним из моих спасителей был немец Розен.
Прощаясь, прокурор Дмитриевский сообщает американским юристам:
— На завтра вызваны свидетели преступлений начальника новоярычевской полиции Деркача.
Новое утро опять началось с неожиданности: адвокат Петрушович торжественно объявил:
— Сегодня последний день моей работы во Львове.
— Это почему? — недоумевает прокурор Дмитриевский.
— Завтра истекает срок моей визы, мы с мисс Адамс вылетаем в Штаты.
— Почему вы запросили визу на такой срок? — не удержался Нил Шерман. — Я же вам сообщил, сколько времени предполагается пробыть здесь.
— Был уверен, что этот срок достаточен для моей работы, — спокойно отвечает Петрушович. — У каждого из нас свои планы.
— Значит, все дело в визе? — переспрашивает прокурор Дмитриевский. — Я ведь не допускаю, что таким образом вы пытаетесь уклониться от исследования обвинительных материалов, имеющихся в отношении представляемых вами американских граждан.