Даже голова закружилась от такого известия. Шенбах до сих пор не обманывал, обещанное выполнял. Конечно, зазря не отваливают большие деньги, но то, что предложил Шенбах, было совершенно немыслимо. Сказал, что его, как сбежавшего из Цитадели пленного лейтенанта, арестуют, бросят в гестаповскую тюрьму и там устроят побег. Он должен будет пробраться за линию фронта, воевать против немцев и шпионить. Сообщил, что в красном тылу есть немецкие разведчики и резиденты, он войдет в их сеть. Выполнит задание — тогда и будет Германия. Как только Шенбах все это выложил, его, Якушева, охватил небывалый страх. Да и как было не испугаться, Шенбах отправлял на верную гибель. Из Цитадели были побеги, кто-то из беглецов вполне мог пробраться к своим, особенно когда русские рядом, на львовской земле. Встретится с лагерником — висеть на веревочке. Ни за какие деньги не подходил такой вариант. Так и заявил Шенбаху.
«А вы, Якушев, трус! — зло процедил Шенбах. — Выходит, годились только на легкие заработки, а пришло время показать свою преданность — сразу полезли в кусты. Так не пойдет! Германские солдаты ежедневно отдают свои жизни, а вы хотите ни за что получать марки. Поступили на германскую службу — значит, тоже стали германским солдатом, за невыполнение боевого приказа положена смерть. Так что выбор у вас небольшой: или почет и десять тысяч, или… — Шенбах провел ладонью поперек шеи. — И не вздумайте продать нас русским, за вами будут следить, если что не так — чекисты сразу узнают о вашей гестаповской должности. Итак, за плохую службу — и тут и там виселица, за хорошую — богатая жизнь в Германии. Бояться нечего: лагерных беглецов переловили всех до единого».
Вынужден был согласиться. К счастью, вскоре связь с гестапо оборвалась, русские разбили Германию, участник боев за освобождение Львова Якушев награжден орденом Красной Звезды. Не докопаются чекисты до гестаповских дел, должны будут учесть его боевые заслуги, следовательно, до расстрела не дойдет.
3
Гестаповский агент Якушев орудовал во львовском подполье, когда он, Харитоненко, под фамилией Николая Ярощука находился во Львове. К счастью одного из них, их дороги в то время не пересекались. Тогда, в январе сорок четвертого, их чекистский отряд все еще дислоцировался в Билгорайских лесах, а он ехал во Львов как украинско-немецкий патриот из Замостья, желающий добровольно вступить в 14-ю «гренадерен Ваффен СС дивизион Галициен»[11]. В кармане лежала прокламация: «Юнакы, зголошуйтэся нэгайно! Вычикування — зрада Вашого майбутнього, та й майбутнього Вашои батькивщыны!»[12]
Во Львове не был с февраля сорокового, и теперь с горечью разглядывал изменившийся город. В стены домов-невольников вбиты таблички с чужими названиями на чужом языке, будто номера на руках лагерных узников. Прохожие выглядят нищими. Не только из-за обтрепанной одежды и такой-сякой обуви на деревянных подошвах, но и из-за приниженности и страха перед щуцманами, полицаями, штатскими немцами с нарукавными свастиками.
На Краковском рынке, куда забрел, чтобы затеряться в толпе и получше освоиться, понял, что город по-разному переживает оккупацию. Рынок разросся до огромных размеров. Нищие продают нищим картофельные оладьи, отдающие несъедобным ароматом, бурый напиток, почему-то именуемый кофе. Продавцы побогаче выставили на своих лотках горячую колбасу и флячки. Бродят краснорожие пани в немыслимых шляпах, предлагают спиртное. У этого изделия, неизвестно из чего изготовленного, много различных названий; только и слышится: «Чмага, чмага, чмага!.. Бонгу, бонгу, бонгу!.. Аироконьяк, аироконьяк, аироконьяк!..» Пожилая размалеванная особа подмигивает молодым шалопаям: «Мы млодзи, мы млозди, нам бимбер не зашкодзи»[13]. Спекулянты продают спекулянтам гавайские сигары, португальские сардины, французский шоколад.
Краковский рынок раскрылся различными срезами оккупационного безвременья. Невзирая на шныряющих всюду полицаев и важно шествующих шуцманов, рынок в открытую презирает и высмеивает опротивевший, идущий к гибели «новый порядок». У лотков парфюмерии и галантереи, среди юрких продавцов «французской помады» и «шведского мыла», оборвыш, окруженный толпой, приплясывает: «Мыло, пан Адольф, купите — на блохе не улетите». Полицаев не интересует толпа, уши у них заложило, не слышат оборвыша. «Это знамение времени», — с удовлетворением отмечает Харитоненко. В москательном ряду продавец топоров, пил и ножей расхваливает товар: «Кому топор, кому пила, кому острый ножик? Войну уже проиграл некий пан художник».
11
Рядовой и значительная часть офицерского состава этой эсэсовской дивизии состояли из украинских буржуазных националистов.
12
Юноши, соглашайтесь немедленно! Выжидание — предательство Вашего будущего, да и будущего Вашей родины! (Укр.).