— Для видимости задержу тебя, дам по рылу и поведу в полицию. Пойдем, незаметно укажешь на заговорщика.
— Вот стоит, верста коломенская, усы рыжие.
— Как разговариваешь? — размахнулся и трахнул Лясгутина. — Пошли в полицию, я тебя поучу!
Пришли в комендатуру, доложили обер-лейтенанту Мусфельду. Тот похвалил и ему, Мисюре, приказывает:
— Задержать и привести в комендатуру! — Лясгутину дает указание: — Продолжай искать командиров, комиссаров, юде, тех, кто хочет бежать. Старайся, будем давать хлеб. Докажешь свою преданность — получишь хорошую должность и немецкий паек. А теперь уходи.
Вышли из комендатуры, ткнул Лясгутина в бок:
— Здорово у нас получилось!
— Что-то мне не смешно, — уныло отвечает Лясгутин.
Как в воду смотрел. Подошел он, Мисюра, к толпе, задержал рыжеусого; только двинулся к комендатуре — навстречу Лясгутин. Остановился рыжеусый и крикнул:
— Братцы! Моряк — немецкая сука!
Дал рыжеусому в морду и повел. А Лясгутин оказался не промах, заложил и дружка рыжеусого. Мусфельд сразу принял в полицию. Новичок вскоре и сам наловчился вербовать. Патрулировали как-то по лагерю, повстречался высокий, костистый, мордастый. Лясгутин спрашивает:
— Как тебя величать?
— Пленный Степан Прикидько! — гаркнул, будто перед ним генерал.
— Откуда родом, где такой орел уродился? — продолжает допрос.
— Мы из Чабанки, из-под Очакова! — рапортует Прикидько.
— А я из Одессы-мамы. Почти земляки! — хлопнул Лясгутин по плечу невозмутимого и все еще стоящего навытяжку Прикидько.
— Так точно, господин полицейский! — в тоне Прикидько ни удивления, ни радости, только почтительность.
Потолковали. Хочется Прикидько жить в теплом доме, жрать вволю — прет напролом, никого не жалеет. Ищет курчавых, с сизыми от черной щетины мордами. Те называют себя армянами, грузинами, татарами. Не верит, разглядывает подозрительно: «Евреи!» Сочтет евреем — доносит Лясгутину. А Лясгутин доволен: собачка исправно работает. Однако дважды Прикидько попадал пальцем в небо: задержанные оказались армянами. Но неутомимый Степан снова нашел подозрительного пленного, повстречал их, докладывает.
— Откуда известно? — выясняет Лясгутин.
— Точно еврей! — заверяет Прикидько. — Маленький, черные кучерявые волосы, скуластый, носатый, говорит быстро-быстро.
— Может, опять армяшка? — Лясгутин неприязненно взглянул на Прикидько. — Ладно, пошли в комендатуру.
Вместе с Лясгутиным привели Прикидько к обер-лейтенанту Мусфельду, доложили о его стараниях.
— Приведи твоего юде! — приказал обер-лейтенант Мусфельд.
А как привести? Прикидько не полицейский, пленные запросто могли отбить кучерявого и самого прикончить. Дубина дубиной, а что-то придумал, без всякого шума привел кучерявого в комендатуру. И опять пальцем в небо: тот оказался турком. Отпустил обер-лейтенант Мусфельд кучерявого и как турка направил на работу вне лагеря, а Прикидько за усердие зачислили в полицию. На следующий день на внелагерных работах кучерявый убил лопатой полицейского и исчез, будто сквозь землю провалился. Не один, вместе с другим пленным. Стало ясно, что Прикидько был прав, хитрый еврей сумел всех обмануть. Обер-лейтенант перед строем полиции хвалил Прикидько, ставил в пример, и тот стал еще пуще стараться. Не раз почем зря избивал пленных. Старательно искал командиров и комиссаров, с особым усердием выискивал евреев. Обер-лейтенант Мусфельд предложил Прикидько подбирать подходящих людей для полиции. Степан долго ходил по лагерю, наконец высмотрел одного — пришибленного, но очень старательного. Подошел к пришибленному, тот глядит на его кулачищи, низко кланяется, а Прикидько и не думает бить, спрашивает:
— В полиции хочешь служить?
— Очень хочу, — отвечает пришибленный. — Помираю с голоду. Еще немного — совсем буду мертвый.
— Как твоя фамилия?
— Панкратов!
Отошли от пришибленного, Лясгутин говорит Прикидько:
— Ты, Степан, сдурел. Какой же из него полицейский?
— Оденет форму, получит дубинку и не будет пришибленным, — усмехнулся Прикидько и резонно заметил: — Уж этот не убежит, против власти ничего не посмеет, за такого отвечать не придется.
3
— Значит, Аба Ефимович, вы и есть тот «скуластый турок», которого задержал Прикидько?
— Я, — подтверждает низкорослый и щуплый профессор Глаубер. — Фамилия задержавшего мне неизвестна, но внешность врезалась в память. Уверен, что правильно опознал его по предъявленным мне фотографиям. В моей памяти вы смогли убедиться на очной ставке с Мисюрой.