Из американской зоны Германии добровольно переехал в советскую зону, убедительно разыграл узника, успешно прошел проверку. Стал работать в сельскохозяйственной команде фильтрационного пункта, с удовольствием вновь почувствовал себя крестьянином. Да и как было не радоваться: опасность миновала, широкий брезентовый пояс на месте, в карманчиках пояса разложены доллары, царские золотые десятки, бриллиантики, золотые колечки, часики. Этот груз, хоть и опасен, радовал: сулил обеспеченную жизнь.
Освоившись в команде, к старым ценностям присоединял новые. Легко добывал эти ценности: кругом голодные немцы, а недавние узники — на усиленном питании. При фашистах извлекал свою выгоду из кнута, при Советах — из хлеба. Все шло хорошо, пока… Однажды, дежуря на кухне, в посудомойке стал укладывать в корзину буханки и вытащенное из супа мясо. Зашел повар Пугач:
— Что, гад, делаешь?
Знал Пугача, решил сыграть на его глупости:
— Все равно не съедят, лучше отдам голодным.
Пугач оказался несговорчивым, схватил корзину:
— Брешешь! Пошли к командиру, он разберется.
— Не надо поднимать шум! — просит Пугача, пытается с ним поладить: — Дам для жены хороший гостинец.
Пугач — кулаком в морду:
— Хочешь, подлюга, меня купить?!
Показал бы паршивому повару, как надо драться, да сдержался. Стерпел. Жалобит голодными немцами, стыдит несознательностью. Подоспел на подмогу пожилой доходяга, тоже совестит Пугача:
— Чего к человеку пристал? Может, вправду хотел помочь людям.
— Он поможет! — возмущается Пугач. — У него под койкой два чемодана, набитые барахлом, — вот какая его жалость к голодным.
Повел повар всю компанию к чемоданам. Некуда деваться — начал плакаться:
— Дома голые-босые, немцы забрали все до нитки.
— У всех так! — не унимается Пугач. — Что ж, как американцы — разводить спекуляцию, грабить?
Все же пожилой доходяга скомандовал:
— Вот что, парень. Клади на место продукты и не позорь нас.
Больше не брал хлеб и мясо. Обидно было глядеть на Пугача: «Не себе и не людям, бесполезно живет. Мало немцы учили, так и остался полтавской галушкой!»
Все же улыбнулось счастье. Закончилась жатва, потребовался опытный мельник, и он не упустил свой шанс. Осторожненько действовал, впрок пошла наука Пугача. Нашел правильный ход: прибыл однажды начальник на мельницу, проверил — все чин чином; уже собрался уходить, а он — бац, выкладывает мешочек, килограммов восемь муки.
— Что это? — спрашивает лейтенант Мезенцев.
— Излишек! Если желаете, можете отправить детишкам.
Иван Петрович Мезенцев, пожилой офицер из запаса, получает из разоренного Орла письма плохие-преплохие: семья голодает, по карточкам дают самую малость, на рынке продукты втридорога. Хорошо бы подсобить немного.
— Это какой такой излишек? — неуверенно спрашивает Иван Петрович.
— Натуральный! Помол провожу строго по норме. То, что у других идет в мусор, у меня — экономия.
Мисюра работает исправно, никто на него не жалуется, а мука ой как пригодится голодающей семье. Берет Иван Петрович мешочек:
— Что ж, спасибо, товарищ Мисюра. Только чтобы и дальше был полный порядок.
— Не сомневайтесь, товарищ начальник! Мы службу знаем, ничего лишнего себе не позволим.
На мельнице все идет без сучка и задоринки, выход муки соответствует норме, учет поставлен отлично. Проверяльщики могут сколько угодно заглядывать под койку — новых чемоданов не будет, ни к чему барахло. Только брезентовый пояс знает секрет, надежно хранит новые золотые вещички. Появился и небольшой ящичек, хранящийся на мельнице, в нем копятся машинные иглы и камушки для зажигалок. Ездившие в Союз рассказывают: большие деньги стоит эта продукция. Растет капитал. Федька Кудлай возит муку в часть, по пути доставляет немецким клиентам. Все шло бы хорошо, если бы не Федькина жадность: решил еще и от себя торговать, увлекся, потерял осторожность и, конечно, засыпался. Началось следствие, Федька стал клепать на него: мол, Мисюра — организатор хищения, а он втянут по глупости. Только не прошел этот номер: у него, Мисюры, полный порядок, прицепиться не к чему. На допросе объяснил следователю спокойно, солидно: