Стал торговать, недолго пришлось дожидаться гостей. Ночью явился Тхир из СБ[8], с ним бандеровцы Славка и Ромка. Расселись, дымят самокрутками, за поясами пистолеты, гранаты. Поставил Тхир перед собой, интересуется:
— Зачем, москаль, к нам приехал?
— В свое время насолил кое-кому, теперь ищут меня.
— Ищут! — криво усмехается эсбист. — Получил от москалей назначение и на них обижаешься.
— А ваши не идут на службу к Советам, чтобы вредить им? Я в войну находился во Львове.
— Что делал во Львове?
Не рассказал о вахманской службе: ни к чему иметь лишних свидетелей. Рассказал о другом — как начальствовал в Наварии и извел под корень евреев.
Этого оказалось достаточно. Все же Тхир предупредил:
— Скурвишься — повесим на первом суку!
А он и не собирался их подводить. Днем обслуживает мирных жителей — ночью отпускает продукты бандеровцам.
Сельскому начальству особое уважение: есть дефицит — просит их жен заходить. Довольны и бандеровцы: схидняк вне подозрений, все делает с толком. На совещаниях в райпотребсоюзе завмага хвалят как ударника советской торговли. Так длилось три года.
Еще лучше зажил после ликвидации бандеровской банды. Страна залечивает раны войны, в магазинах все больше товаров. Особенно у него, Мисюры: давно освоил технику взаимоотношений с начальством. Друзья из райпотребсоюза не обижают, и им не приходится на него обижаться. В дни рождения, во все праздники от него идут поздравления — вещественные, нужные.
Пригласил на свой день рождения почетных гостей, у каждого прибора поставил по сувениру. Председателю райпотребсоюза Василию Степановичу приготовил диковинку — американский радиоприемник. Мол, это подарок американского генерала при встрече на Эльбе.
Когда гости уже разъезжались, Василий Степанович сказал:
— Давно пора тебя выдвигать, Николай Иванович. По своей вине засиделся: с образованием худо. Завтра приезжай, что-нибудь сделаем.
Василий Степанович не бросает слов на ветер — организовал аттестат заочной средней школы. Более того, сам же предложил стать заочником торгово-экономического института, решительно отмел опасения насчет экзаменов: «Опытным практикам в нашенском институте потребкооперации всегда открыта дорога».
Вскоре стал директором райунивермага, начался период взлета. Осмелев, даже подал заявление в партию. Хотя экзамены и зачеты устраивал друг Василия Степановича, он, Мисюра, слыл незаурядным торговым работником. Завел в универмаге строжайший порядок, продавцы быстро поняли, что директора не обведешь, его пай должен быть обеспечен. Мария Петровна — самая ловкая, умная и красивая из продавщиц, недолго ходила в любовницах, стала законной супругой. Всюду поспевала и всюду справлялась отлично — за прилавком и дома.
По-настоящему оценил Марию Петровну, когда установил связь с Сигизмундом Абрамовичем Айзенбергом — сотрудником отдела сбыта львовской ткацко-трикотажной фабрики. Эта связь сулила большие выгоды, хотя и требовала изворотливости. Фирма «Сам себе», как в шутку назвал ее Сигизмунд Абрамович, оказалась солидной, весьма доходной. Прочные связи объединяли деловым интересом умных коммерческих деятелей. Термин «коммерческий деятель» тоже пошел от Сигизмунда Абрамовича. В фирме слаженно действовали изготовители «левой» продукции и ее продавцы. Между ними не могло быть вражды: делали одно дело, сулившее миллионы и вышку. Правда, о вышке не думали, работали так, что не оставалось следов ни на фабрике, ни в магазинах.
Привезет Сигизмунд Абрамович пятьсот простыней — директор универмага принимает по накладной, чин чином. Оприходованный товар поступает в отдел Марии Петровны. Продала Мария Петровна, освобождается место — Айзенберг снова привозит пятьсот простыней и снова имеет при себе накладную. Но эта накладная — липа, на случай проверки в пути. После сдачи товара липа уничтожается. В магазине — старая накладная и соответствующие ей новые простыни. Деньги за ранее проданную партию — в кармане, все шито-крыто. Может проверять любой ревизор, не к чему подкопаться.
Много лет работала фирма, в этот период пришло к нему основное богатство. Затем наступил крах, судили Айзенберга и других коммерческих деятелей. Мир праху Сигизмунда Абрамовича: на него, Мисюру, не указал.
После суда не ушел страх. Еще бы, таких людей расстреляли! На Западе они гребли бы миллионы, жили бы в почете, а в Советском Союзе — расхитители в особо крупных размерах, и награда им — вышка…