Шли месяцы, он понемногу успокаивался, но не было прежнего размаха в работе. Вот почему, когда предложили переехать во Львов, стать директором торга, охотно согласился. Правда, несколько пугала близость к бывшему Яновскому лагерю, однако, подумав, решил, что прошедшие годы затерли все следы. Может, и остались кое-какие склеротики, но что они знают! Так думал — получилось иначе, все же замаячила вышка.
Неужели генерал что-то пронюхал об истоках богатства?.. Выход один — заложить Возняка. Уже не помнит, когда и где познакомился с ним, но Возняк стал единственным другом без каких бы то ни было деловых интересов. Что их сблизило? Одинаково мыслили о прошлом, настоящем и будущем. Не сразу, правда, узнали друг друга, не сразу друг другу доверились, к тому времени выпили немало коньяку. Если честно, то он, Мисюра, предпочитал пшеничную водку, но положение обязывало. Как-никак, интеллигент, встречи с начальством, и не только районным. Надо было разбираться в коньяках — сортах, фирмах, странах-изготовителях. У Возняка, еще до войны известного во Львове журналиста, было чему поучиться. От него он, Мисюра, впервые узнал истинную стоимость бриллиантов и золота. Показал ему свои ценности; оказалось все иначе, чем думал. Крупные камни, которые считал главным богатством, были алмазами весьма низкой ценности: камушки, которым не придавал большого значения, оказались дорогостоящими бриллиантами. Возняк научил разбираться в игре цвета бриллиантов, помог познать внутренний смысл драгоценностей. Дружба с Возняком оказалась очень полезной для службы, для борьбы с теми, кого они называли «партийными дурнями», которые не способны были понять, что моральные принципы коммунизма полезны лишь людям с головой, умеющим обделывать дело, а других оставлять на бобах. Если вовремя не остановить «партийных дурней», умным станет невозможно дышать. Как с ними бороться? Хвалить во весь голос, а наедине с начальником или партийным деятелем между прочим доверительно сообщить: «Трудолюбивый работник, но не хватает таланта… Никудышний семьянин, имеет любовницу… Все мы грешны, но если так пить, можно пропить Советскую власть… Имеет родственников в Канаде, ведет с ними переписку и скрывает. Может, боится за авторитет, а может, другая причина!» И не имеет никакого значения, талантлив ли он, имеется ли у него любовница, выпивает ли, переписывается ли с канадскими родственниками. Слух пущен, посеяно подозрение, в жизни «дурня» начинает действовать невидимый тормоз. Если все же проверят, — и такое случается, — с тебя взятки гладки, но чаще слух убийственной пулей входит в жизнь «дурня».
Очень полезным, по науке Возняка, было стравливание одного «партийного дурня» с другим. Такую возможность давала человеческая слабость, её только надо найти и использовать: польстить самолюбию, внушить, что его обходят или что кто-то нелестно о нем отозвался. Этот способ особенно ценен, при нем умник остается в сторонке. Не раз, пуская в ход науку Возняка, избавлялся от опасных людей. Много полезного дал ему Возняк. Теперь при необходимости мог побеседовать с нужным человеком об истории Львова, о литературе и искусстве, пригласить его не только в ресторан, но и в Картинную галерею, мог съездить с ним в Олесский замок. Все это требовалось для карьеры, удовлетворения своего самолюбия, приобретения ценностей. От этой дружбы выигрывал и Возняк. Известно, какую интеллигенты получают зарплату, а Возняк любил жить с размахом, как и положено людям такого полета. Он, Мисюра, открыл для своего друга и его интеллектуальных коллег не только парадные магазинные двери, но и малоприметные здания, приспособленные для самых почетных и нужных людей.
Дружбу с журналистом, человеком искусства считал для себя лестной. Это возвышало его в собственных глазах и в глазах окружающих. Все шло прекрасно, и вдруг оборвалась дружба. Беда Возняка оказалась для него, Мисюры, огромным счастьем, свалившимся с неба. Началось с того, что Возняк примчался с портфелем и вынул оттуда плоскую шкатулку, отделанную черным сафьяном. Дело оказалось плевым, а шум разгорелся большой. Рассказал Возняк, что во время войны был в украинской полиции. Чин имел пустяковый и людям ничего плохого не делал: поддерживал порядок, помогал украинцам. И недолго находился в полиции, перевели на журналистскую работу — в роту пропаганды. Конечно, в этой роте выступал не против немцев. Но что такое слова? Ими не убьешь, а жить надо было. Закончилась война — честно и добросовестно трудился в советской прессе. Перед украинским народом имел довоенные заслуги: не раз выступал со статьями против национального гнета. Жизнь прожил с пользой для людей, а вот нашлись негодяи, трезвонят, что он полицай и немецкий прислужник. Но он отобьется, укусить его не так-то просто. Есть человек, который подтвердит, что в полиции и в роте пропаганды он, Возняк, действовал по заданиям подпольщиков из «Народной гвардии». Имеются спасенные им люди, они об этом расскажут. В Польше, например, живет известный писатель Якоб Брович. Однако чем черт не шутит, береженого и бог бережет, надо бы спрятать эту шкатулку. Он, Мисюра, согласился, и лишь после этого Возняк раскрыл шкатулку.