— Я жду ответа! — напоминает Харитоненко.
— Мне нечего добавить, — хмуро отвечает Мисюра. — О гражданине Возняке все показал правдиво, и тут, по-моему, все ясно. Ведь он признал, что спрятал у меня свою шкатулку с бриллиантами, вполне понятно, зачем крутит и вертит. Ему же надо объяснить, откуда взялись бриллианты, какова была в действительности его полицейская служба.
— Отбывающий наказание в лагере особого режима Возняк Богдан Станиславович показал, что гражданин Стецив оказывал вам содействие в приобретении бриллиантов и других ювелирных изделий. Вы подтверждаете эти показания?
— Я хотел бы познакомиться с ними.
— Пожалуйста!
Держит Мисюра в руках показания Возняка и клянет себя за то, что, готовясь к войне с генералом, не принял во внимание «консультанта». Кто бы мог подумать, что Возняк осужден и даст на него показания! Еще один просчет, еще один выигрыш противника. А что Стецив может показать? Продавцы драгоценностей ему не известны, он только оценивал камни. Мог он, Мисюра, показывать камни из коллекции Возняка? Вполне мог! Для чего? Чтобы знать, каким богатством завладел…
— Николай Иванович! — усмехается Харитоненко. — Ваша тактика мною достаточно изучена, хватит хитрить. Вы же тянете время, обдумывая, как вести себя дальше. Опять что-нибудь сочините и снова сядете в лужу. А я вашу так называемую чистосердечную правду докладываю генералу.
— Гражданин следователь, я должен обдумывать каждое слово: за ним может быть вышка. — Мисюра говорит с подкупающей искренностью. — Однако сами подумайте, зачем мне врать? Иду по расстрельной статье — за Ленчну, Дрогобыч и Яновский могут запросто шлепнуть. Стецив — приятель Возняка, и познакомился я с ним, когда надо было выбрать жене ко дню рождения колечко с камушком.
— Колечко с камушком! Изъятые в вашей квартире бриллианты опознаны Стецивым. Он показал, что по вашей просьбе производил их оценку. Так что, Николай Иванович, не надо свои бриллианты преподносить Возняку. Может, желаете познакомиться с показаниями Стецива и протоколом опознания бриллиантов?
— Нет, сразу скажу правду-матку. Исчез Возняк, и я, как уже показал, решил присвоить его бриллианты. Раз на такое решился, захотелось узнать, что присваиваю, любой бы так поступил. Тут и пригодился Стецив, но не мог же я ему рассказать, что обокрал его друга. Вот и выдумал басню о покупке бриллиантов, просил их оценить.
Мисюра доволен ходом, но сохраняет вид незаслуженно обиженного, на которого возводят напраслину. Поглядывает исподтишка на следователя, тот, как всегда, невозмутим и спокоен. Записал показания и укоризненно покачал головой:
— Конечно, каждый пытается уйти от ответственности, но не каждому удается. В первую очередь на весах правосудия взвешиваются преступления, решают же не только они, но и личность преступника, его отношение к содеянному, раскаяние. Вы, Николай Иванович, опять подбрасываете на весы правосудия фальшивую гирю. Знакомы с Андреем Петровичем Кармановым?
Мисюру бросает в пот. Карманов! Почему Харитоненко спросил о нем? Когда он, Мисюра, с Сигизмундом Абрамовичем ездили в Москву, купил у Карманова свои лучшие экземпляры. Сигизмунда Абрамовича нет в живых, его дело давно пылится в архиве. Откуда же взялся Карманов? Кроме Сигизмунда Абрамовича, никто не знал об их связи. Если докопались до его участия в фирме, можно прощаться с жизнью. Нет-нет, дела фирмы умерли вместе с расстрелянными коммерческими деятелями, мало ли как следствие могло узнать о Карманове. Успокаивает себя Мисюра, а успокоения нет. Прорвалось отчаяние истерическим выкриком:
— Не знаю никакого Карманова!
— Нехорошо получается, Николай Иванович, — Харитоненко говорит как с нашкодившим школьником. — Андрей Петрович Карманов жив-здоров, шлет вам привет из особорежимного лагеря.
— Ошибся адресом гражданин Карманов или тот, кто его допрашивал, — отрезает Мисюра. С трудом скрывает свое состояние, страх парализует мысли.
— Давайте проверим, ошибся ли адресом свидетель Карманов. Вот протокол опознания по фотографиям, желаете познакомиться?
— Не хочу! Не представляет для меня интереса!
— Плохи ваши дела, Николай Иванович, — сочувствует Харитоненко. — До сих пор тщательно знакомились со всеми документами, а тут: «Не хочу!». Это как понимать: идете ко дну?