— Почему же убивали?
— Видели, как овцы идут за бараном? Попал в стадо — куда повели, туда пошел.
— Вы же не овца, а человек?
— Ну и что? У овец — порядок, у людей — порядок, нельзя жить без порядка.
? — А совесть?
— Какая совесть, если от приказа некуда деться.
— И для вас безразлично, чей это приказ — Родины или ее врагов?
— Почему безразлично! Мы не дураки, все понимаем. А как я мог один пойти против фашистов? Много русских солдат убежало; фашисты дошли до Москвы, а Панкратов воюй с ними, да!
— Советские солдаты не бежали, и отступая сражались, партизаны в тылу врага воевали за Родину. Неужели не слышали?
— Почему не слышал, все слышал. Если бы мне кто-нибудь подсказал, я бы тоже пошел к партизанам.
Неужели Панкратов не понимает, о чем идет речь? Харитоненко на минуту задумывается и все-таки отвергает эту мысль. Понимать понимает, но срабатывает защитный инстинкт. Наверное, его поведение — результат социальной неразвитости. В его узкий мирок Советская власть не вошла как основа собственной жизни, фашизм он воспринял вроде бы как смену руководства в колхозе. Что бы ни делал, для него это только работа, которой начальство должно быть довольно. О детстве и юности Панкратова допрошены многие односельчане, среди них — учителя, инженеры, ученые. Помогли воссоздать и осмыслить атмосферу чувашской деревни Кокино двадцатых-тридцатых годов…
Кокино. Черные покосившиеся избы, продуваемые ветром хлева, жерди обозначают дворы, кое-как сбитые доски— ворота. На околице пасется угрюмое стадо низкорослых коров, ребра выпирают из облезлых шкур. Нехотя передвигаются стреноженные кони, выщипывая скудную траву.
Кокинцы не любят выезжать из деревни, редко кто к ним заезжает. Зимой безлюдно на улице, изредка промелькнет черный ватник — и вновь пусто.
Изба Панкратовых мало чем отличается от других: скособоченная, вросшая в землю, оконца чуть пропускают свет. Четверть избы занимает черная от копоти печь, жмутся друг к другу пары, лавки и стол. Еды мало — едоков много: отец Антон Егорович, мать Ульяна Петровна, сестры Софья и Ефросинья, братья-погодки Иван, Георгий, Василий, Николай, Емельян, Тимофей. Работать некому, в хате одни малыши. И земли почти ничего — полтора гектара. Полушубки и валенки носят по очереди: не напастись на такую ораву. В школу ходят те, кто в одежде.
Жора кое-как научился читать и писать, с арифметикой же одни неприятности, весь четвертый класс мучила таблица умножения. Спрашивает учительница: «Сколько будет шестью семь?» — не может ответить, не держится в голове эта цифра, как, впрочем, и другие премудрости.
Все же в 1933 году окончил четвертый класс, тринадцатилетнего подростка взяли в колхоз пастухом, семье стало легче. Хоть трудодни не богатые, а все же подспорье. Жора доволен: надоела школа, а работа в колхозе вполне подходящая. Выгонят за село стадо, коровы пасутся, приятно лежать на траве и дремать. Солнышко нежно ласкает, ветерок обдувает. Старшой, дядька Иван, для порядка прикрикнет: «Чего, Жорка, зеваешь, коровы во ржи, а тебе хоть бы что!» Поднимется, выгонит коров из ржаного поля, снова лежит и глядит в небо, все туманится, приятная истома навевает дремоту. Всю жизнь бы ходил в пастухах, да помешал председатель: «Хватит отращивать зад. Будешь повозочным». Привык и к этой работе. Кони тихие, смирные, ори не ори — идут только шагом. Жора с ними согласен: спешить ни к чему. С утра заходит в правление, сядет на лавку, курит. Долго курит, пока председатель или завхоз не окликнет:
— Чего, Панкратов, сидишь?
— Наряд ожидаю! — отвечает спокойно, нехотя. Спешить некуда, трудодень запишут.
Дадут наряд, Панкратов идет к лошадям. Все, что в наряде записано, выполняет исправно. Кони сами идут, а он им поет бесконечную монотонную песню: о солнце, о лесе, о дожде и ветре, обо всем, что увидит. Слушают кони Жорину песню и приходят куда надо.
Вроде нет претензий к Жоре, и секретарь комсомольской ячейки решил побеседовать с ним о комсомоле. Парень-то из бедняков, однако как понимает политику?
Жора не читает газет, но о политике имеет понятие: слушает разговоры колхозников, а кроме того, около правления день-деньской не смолкает на столбе репродуктор.
— Кто с кем воюет в Испании? — спрашивает комсомольский секретарь Жору Панкратова.
— Рабочие против фашистов, — объясняет Панкратов.
— А кто такие фашисты?
— Известно кто — буржуи, кулаки и помещики.
— Был фашизм в царской России?
— А как же! — удивляется Панкратов такому вопросу. — Поэтому сбросили кулаков и помещиков.