— На очной ставке со свидетелем Коном вы дали правдивые показания?
— Конечно, — подтверждает Панкратов.
— Тогда объясните, почему застрелили узника, пролезшего через ограждение карантина в общий лагерь?
— Стоял на посту, выполнял устав, делал все как положено. Увидел бы начальник, что плохо несу службу, кто отвечал бы? Панкратов, да…
После фильтрационного пункта Панкратова, выдавшего себя за узника Бухенвальда, вновь призвали в Советскую Армию.
Старательно служит в кавалерийском полку под Берлином, всем доволен, на копе Горизонт шерсть блестит бархатом. Недолго служил — в октябре 1945 года демобилизовали.
Обрадовались родные приезду Георгия: уцелел единственный сын.
Отец с матерью — старые, у сестры Анастасии муж погиб на фронте, она растит трех малолеток, сестре Катерине пора замуж, а нет даже путной одежды. Самый меньший брат Николай еще бегает в школу, много ли от него проку.
— Ты, сынок, иди в МТС, — советует Антон Егорович. — Колхоз бедный, на трудодень получишь спасибо да сто граммов зерна. А трактористы зарабатывают вполне подходяще.
Отдохнув, Георгий пошел работать в МТС. Семья сразу же ощутила подмогу. В свободное время ремонтирует избу, наведывается к знакомым, в воскресенье любит пройтись по единственной деревенской улице. Доволен жизнью. Все дальше в глубь памяти уходит Яновский лагерь, все реже думается о суде. Стал завидным женихом, заглядываются на него девчата и молодые вдовушки. Много женихов и мужей не вернулось с войны, иные умеют этим пользоваться. Георгий Панкратов не успел погулять. Вскоре после приезда стала к Панкратовым захаживать соседская девчонка Наталья. С месяц захаживала, потом Жоре понравилось засиживаться вечерами в избе у соседки. Прошел еще месяц, мать Натальи сказала Георгию:
— Зачем топтать сапоги, обивать пороги, бегать из избы в избу? Поженились бы — и дело с концом.
Панкратов и сам подумывал об этом, да решительности не хватало. Степанида Алексеевна решила все просто.
Отгуляли тихую свадьбу, Панкратов переехал к жене. Известное дело, женатый сын — отрезанный ломоть, все тащит в свой дом, редко заходит к родителям. Но старики не обижаются: так было и так будет. У молодых же с каждым днем все лучше, Георгий на хорошем счету в МТС — отсюда и заработки. В семье появился достаток, вполне хороший по меркам трудных послевоенных лет.
Когда Георгий привез из МТС мешок муки, Наталья обрадовалась:
— Снеси немного отцу с матерью.
— Перебьются! Всем плохо.
Такой у Георгия характер: жил с родителями — помогал как мог, не видит стариковских бед — не думает о них. Живут, мол, как все, много ли им надо; известно, как едят старики.
Сестра Анастасия повоевала с нуждой сколько могла, да и уехала в Горький, устроилась в речном порту грузчицей, получила комнату в общежитии. Приехала за детьми, навестила брата, рассказывает о большом городе.
— Бросай МТС, едем в Горький, в порту механики во как требуются! — советует Георгию. — Хорошая зарплата, паек, Наталье найдется работа.
Хочется в Горький: повидал мир, городская жизнь легче и лучше, не то что в деревне. Но как подумает, что тут все наладилось, а там еще неизвестно как будет, — отпадает охота начинать сначала.
— Легко сказать — ехать! — чешет Георгий затылок. — Тут все есть, а в городе ни кола ни двора, и Наталья уже брюхатая. В городе за каждую мелочь — то ли укроп, то ли морковь — гони монеты.
— Ты же механизатор, получишь комнату в первую очередь, — втолковывает Анастасия. — И Наталью пристроим. А придет время рожать — отвезут, как барыню, в больницу, дадут отпуск да еще станут выплачивать деньги. Я баба с тремья детьми — и не побоялась, а ты чего трусишь?
Вместе обсудили все «за» и «против», получается, что можно было бы ехать. Й не так уж привязан к селу, к МТС, сам помышлял об отъезде: «Вдруг узнают о вахманской службе, сразу примчатся в Кокино!» Все же не решился: кто знает, как будет в городе, а тут с голода не умрут.