Постройка кессона для "Ретвизана", получившего пробоину в носовой части, где борт почти "прямостенный", не представляла затруднений, зато относительно "Цесаревича" многие, даже специалисты, сильно сомневались. Мало того, что самый обвод борта в корме чрезвычайно сложен, оказывалось необходимым пропустить сквозь кессон вал гребного винта. Это был камень преткновения: малейшая ошибка, какой-нибудь дюйм в обводе кессона или несколько дюймов вправо или влево при его установке могли повлечь за собою погнутие гребного вала, а тогда... прощай, броненосец!..
Большие надежды возлагались на ехавшего в Артур вместе с Макаровым корабельного инженера К. и сопровождавших его мастеровых Балтийского завода. В общем, как я уже говорил выше, во всяком затруднительном случае все утешались одной и той же спасительной мыслью: "вот приедет Макаров!.."
Того же 9 февраля "Аскольд" и "Баян" ходили в море, но скоро вернулись. Какое поручение было на них возложено -- осталось мне неизвестным. Неприятеля они не видели. 10 февраля "Амур" ходил ставить минное заграждение в бухтах западного берега Квантуна. Вернулся благополучно. Погода великолепная -- штиль, ясно, сухо, греет яркое солнце.
В ночь на 11 февраля, набегавшись за день, я спал сном праведника, когда в 2 ч. 40 мин. пополуночи был разбужен глухими ударами пушечных выстрелов. Выбежал наверх. От нас -- с возвышенного мостика "Ангары" -- через низменную косу Тигрового Хвоста был хорошо виден "Ретвизан", стоявший на мели у северного склона Маячной горы. Он светил боевыми фонарями и стрелял, но только из орудий средних и крупных калибров. Пальба велась с перерывами, неуверенно. Видно было, как крепостные прожекторы своими лучами словно что-то искали в море. На окрестных батареях, обращенных к нам тылом, двигались взад и вперед светящиеся точки -- должно быть, бегали люди с фонарями, готовились к бою, но батареи молчали. С моря ответных выстрелов не было. Мы -- офицерский состав "Ангары", собравшийся на ее мостике, -- никак не могли понять, в чем дело: если приближалась японская эскадра, несомненно, открыли бы огонь и батареи берегового фронта; если шла минная атака -- не молчала бы мелкая скорострельная артиллерия "Ретвизана..."
Морозная ночь была поразительно тиха. В промежутках между выстрелами воцарялось жуткое безмолвие. Чувствовалось, что все, и в городе и на эскадре, затаив дыхание, жадно ловят каждый звук, который мог бы дать ключ к разгадке завязывавшейся трагедии.
-- ...Немедленно! Башня! Немедленно! -- доносился вдруг с "Ретвизана" резкий, каждое слово отчеканивающий голос...
-- ...Спишь у третьего номера? Не своди с прицела! Фазан иркутский!., и т. д. (в печати повторять неудобно), -- прорезал внезапно наступившую тишину сочный бас с вершины первой горы Тигрового полуострова...
Нервы у всех были так натянуты, внимание так напряжено, что эти отрывочные фразы, долетавшие до нас в краткие моменты затишья, казались такими забавными... Нервный смех пробегал и по мостику, где собрались офицеры, и вдоль борта, усеянного незримой во тьме толпой команды...
-- А Щ. и в бою не забыл своего "немедленно!". -- Богатый лексикон у нашего соседа! -- Какого? -- Что на Тигровом! -- Ловко загнул! -- Верно, сибиряк! -- У них этак-то на почтовомтракте! -- тут и там слышались сдержанные восклицания...
Пальба то стихала, то разгоралась с новой силой...
Так прошло больше часу...
Вдруг с внешней стороны Золотой горы блеснула зеленовато-золотистая молния... -- все сразу догадались -- 10-дюймовка Электрического утеса!.. Заговорили 6-дюймовки Канэ на батарее "соседа", а затем подхватила и вся линия берегового фронта... "Ретвизан", опоясанный беспрерывно мелькающими огнями выстрелов, казался вулканом... А оттуда -- никакого ответа...
Было начало пятого часа утра.
-- Что такое?..
Среди гула канонады явственно послышался сухой треск ружейных залпов и рокот пулеметов.
-- Высадка? Атака открытой силой?..Кто мог ответить на эти вопросы?..
Вот из Восточного бассейна донеслись звуки горна, игравшего "боевую тревогу", немедленно подхваченную на всех судах эскадры...
Кому не приходилось самому, в боевой обстановке, слышать, как одновременно на десятках кораблей горнисты, под аккомпанемент глухого рокота барабанов, играют тревогу, тот вряд ли поймет меня, а передать разумной человеческой речью это впечатление -- невозможно!.. Недаром горн сохранился у нас со времен Петра Великого...
Есть что-то особенно кровожадное, что-то зверское, затемняющее рассудок в этих пронзительных, ухо режущих звуках и особенно тогда, когда эти звуки не согласованы между собою, когда на каждом корабле играют, не слушая соседей... Получается хаос, чудовищная дисгармония -- самая подходящая музыка для того момента, когда человек должен забыть, что он человек, разбудить в себе дремлющего зверя и, как на праздник, броситься на смерть в опьянении жаждой истребления всего, что подвернется под руку...
-- На всякий случай приготовьте десант... -- приказал командир.
-- Десант, наверх! -- скомандовал я...
Но, видимо, в этот момент вся масса людей, населявшая "Ангару", жила одной жизнью, и приказание являлось только разрешением...
Едва успели боцманы и унтер-офицеры повторить мою команду, как на палубе, торопливо оправляя на себе амуницию, уже строились ряды десантной полуроты; шлюпочные тали были разнесены и "взяты на руку", а гребцы на шлюпках, схватившись за стопора, ждали только знака отдать их и сбросить шлюпки на воду...
Внезапно из-за Маячной горы поднялись густые клубы дыма, озаренные багровым отблеском. Возможно, что был и взрыв, но среди гула канонады никто его не слышал... Зарево увеличивалось с минуты на минуту...
-- Очевидно, пожар!.. Но что там может гореть? -- Голый берег...
Общее недоумение еще увеличилось, когда вскоре же после начала пожара артиллерийский огонь стал ослабевать, а к 4 ч. 40 мин. утра вовсе прекратился.
Чуть забрезжил свет, по всей эскадре замелькали семафорные флажки. Все торопились узнать, что такое разыгралось минувшей ночью.
Получаемые известия были до такой степени неожиданны, что скептики даже не верили им.
Оказывается, в 3-м часу ночи лучи прожекторов открыли 4--5 пароходов, шедших с моря, явно в Порт-Артур. Пароходы шли так смело, так уверенно, что поначалу их приняли за ожидаемые транспорты с углем и другими запасами. Первым усомнился и, на всякий случай, открыл огонь "Ретвизан". Ему показалось странным, что пароходы образуют как бы линию фронта, словно собираются все одновременно подойти к узкому входу в Порт-Артур. Коммерческим судам было бы естественнее идти в кильватере, т. е. гуськом, друг за другом, так как в Порт-Артур, особенно ночью, возможно было входить только поодиночке. Подозрения еще усилились, когда, несмотря на пальбу "Ретвизана", загадочные корабли не только не стали на якорь, не начали подавать тревожных свистков, но упорно продолжали идти вперед. Наконец, когда выскочили скрывавшиеся за ними миноносцы и бросились на "Ретвизан" -- всякие сомнения исчезли. Тут-то и началась та бешеная пальба по всей линии, которой мы были свидетелями. Как сообщали, один из пароходов затонул еще на подходе к рейду, другой попал на камни у горы Белого Волка, а третий, подбитый, не выдержал огня и ушел обратно, в море. Наиболее удачно действовали два, шедшие прямо на "Ретвизан". Один из них только немного уклонился вправо и затонул под Золотой горой, другой же забрал левее и выскочил на берег у южного склона Маячной горы, не дойдя до "Ретвизана" каких-нибудь 100 сажен. Здесь он загорелся, и его-то пожар и был нам виден.
В кают-компании "Ангары" шли оживленные споры. Несмотря на бессонную ночь, никому и в голову не приходило пойти отдохнуть. Мнения были самые разнообразные.
-- Я так думаю, что своих раскатали! У нас это не впервой! Оттого и батареи так долго не открывали огня. В эту ночь, наверно, кого-нибудь поджидали, -- заявил один из пессимистов.