— А кто же я тогда? — вытаращился на меня Боря.
— Да никто. Обыкновенный атеист. Не обижайтесь на меня, пожалуйста, вы не одиноки в этом. Так себя ведут очень многие.
— Вы не правы, — сказал решительным голосом Боря. Он хотел что-то мне возразить, но тут открылась дверь и Лариса позвала нас…
Мы вошли в малый зал. Гроб с опущенной крышкой стоял на возвышении.
— А что, открывать совсем нельзя было? — вполголоса спросила Лида у Ларисы. Та отрицательно покачала головой.
Мы положили цветы к гробу. Наступила тишина. Обычно в таких случаях полагается что-то говорить, но тут никто не мог начать. Наконец послышался голос служительницы. Она поняла, что все будут молчать.
— Может быть, кто-нибудь хочет сказать о покойном?
Вышел Шмелев. Он сделал несколько шагов вперед и остановился у изголовья гроба. Только тут я заметил, что он прихрамывает и волочит ногу. Левый глаз его косил в сторону.
Подумать только, мелькнула у меня несвоевременная мысль, так мало друзей, да еще один из них хромой и косой… Какое-то наваждение прямо.
— Кто мог ожидать такой ужасной смерти? — сказал Шмелев громко, обращаясь ко всем нам. — Такой человек, как Василий… Такой светлый и порядочный человек… Он мог быть примером того, как нужно жить. Он служил красоте. Он столько сил отдавал искусству. И как же несправедливо, что на его долю выпала столь ранняя смерть. Да еще такая ужасная…
Послышалась возня рядом со мной. Это Лариса упала в обморок, и теперь ее поддерживали с одной стороны Лида, а с другой — один из старых товарищей брата. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу, глаза были закрыты. На мгновение я подумал о том, что вот был бы фокус, если бы она сейчас тоже умерла… Но Лариса тут же открыла глаза и пробормотала:
— Не надо… Не надо так…
Язык ее плохо слушался, но эти слова прозвучали достаточно четко. Шмелев замолк, и теперь в зальчике слышалось только всхлипывание Лиды, у которой на глазах появились слезы…
— Совсем молодой, — сказал один из старых Васиных товарищей и подошел к гробу. Одну руку он положил на гроб и, склонив голову, застыл в этой позе.
— Наверное, пора опускать, — сказал я, вмешавшись. Не мне же было в самом деле выступать тут у гроба собственного брата. Что я мог сказать умного? Он был хороший человек и отличный профессионал? Или что-нибудь вроде: спи спокойно, мы никогда тебя не забудем?
Такие слова не идут с языка, когда дело касается близкого человека. Вот ведь он лежит тут, под задраенной крышкой гроба с глазетом, замученный и убитый непонятно кем и неизвестно за что… Как тут можно вообще говорить.
— Тут не опускается, — сказала мне тихо служительница. — В малом зале гроб не опускается. Просто попрощайтесь и выходите. Гроб потом увезут.
Мы поняли. Каждый подошел к гробу и немного постоял возле. Потом мы гуськом вышли в коридор.
На стоянке было много машин. Светило солнце, столь редкое в Питере. Мы с Ларисой сели в машину, с нами вместе погрузился Боря. Шмелев с престарелой женой влезли в свое «вольво» серого цвета и вишневыми сиденьями.
— Мы едем за вами, — крикнул Шмелев, и мы тронулись печальным кортежем.
— Сик транзит глория мунди, — сказал Боря с заднего сиденья. — Так проходит мирская слава…
Обратно тоже ехали долго. Сначала через промышленную зону, потом по берегу Невы, рассматривая тупо купола Смольного собора на другой стороне реки. Шмелев с Лидой обогнали нас.
— Он не может ездить медленно, — сказала Лариса, глядя, как серая «вольво» пошла на обгон, — Шмелев служил в авиации. Его демобилизовали после травмы, но он все равно не может ездить медленно. Он привык к большим скоростям.
— Это в авиации он так покалечился? — поинтересовался я, вспомнив о его хромой ноге и подпрыгивающей походке.
— Да, — кивнула Лариса, — упал с самолетом. Теперь он почти инвалид из-за ноги.
— А косить глазом он стал тоже после травмы? — спросил я.
— Не знаю, — ответила Лариса резко, и я понял, что она не склонна поддерживать этот разговор.
Вскоре мы все же приехали. Стоило только свернуть на мост и промчаться по началу Литейного проспекта, увидев перед собой громаду Главного управления внутренних дел… Мы повернули на Воинова и остановились у дома Василия.