— Вы это уже сами сказали, — говорит он, не справляясь с дыханием. Резко понижаю изоляцию, чтобы он ощутил сильный жар, тут же возвращая его на место.
— Мне нужна ваша версия. Лучше расскажите сами, иначе мне придется вытянуть ответ, причиняя вам сильные страдания, — эмиссар уже тяжело дышит, его смуглое лицо блестит от пота, одежда так же намокла. Отвечать он видимо, не намерен. Я снова на короткое время перемещаю реостат до середины, сразу возвращая его на место, — последняя попытка.
Его бьет легкая судорога, один глаз заволокло белым, но он еще в сознании.
— Говорите сами, и я прекращу ваши мучения, — делаю ему последнее предложение. Он предпочитает молчать, запрокинув голову и скрестив согнутые в запястьях руки на впалой груди. Когда я уже готов повернуть реостат на значительную степень снятия изоляции, он начинает говорить:
— Аваларион, — он произносит мое имя на языке эмиссаров, — в меньшей степени мы хотели уничтожить вас, но в большей сделать нашим союзником. Хватит терпеть унижение, мы дадим вам право на достойное обретение себя.
Меня сначала шокируют его слова, но потом я справляюсь с коротким помутнением, вспоминая способности эмиссаров к внушению. Меня начинает разрывать смех, я поворачиваю реостат, наблюдая, как тело эмиссара сначала бьется в конвульсиях, потом начинает темнеть и дымиться, затем обугливается, рассыпаясь в прах. Из его памяти я забираю все, что необходимо, так же как и весь его потенциал.
Поднимаясь по лестнице, с трудом сдерживаю спазмы, сотрясающие все тело. Эйфория горячей волной захлестнула сознание и продолжало его плавить. Зорф ждет меня в своем кабинете. Я отдаю ему металлическую коробку с кольцом эмиссара и остаюсь ждать его поручений. Он видит мое состояние, но не торопится что-либо предпринять, продолжая изучать меня на расстоянии. Наконец мой хозяин подходит ко мне, кладя ладонь мне на голову. Горячая волна сходит на нет, уступая место холодной четкости мыслей.
— Что удалось узнать? — спрашивает он своим спокойным лишенным эмоций голосом.
— Их курировал эмиссариат, не гласно конечно, — говорю я тоже уже успокоившись, — доказательства получены достаточные, все как вы предполагали, хозяин, — ловлю себя на том, что сейчас обратился к нему не как к своему командующему, а как к владельцу, а это свойственно наложникам. Голова снова наполняется горячим потоком. Теперь все тело сводит судорога, которую я уже не могу скрыть, запрокидывая голову, застываю на месте не в силах пошевелиться. В этот раз он не обращает внимание на мои муки, продолжая спрашивать.
— Какого рода доказательства были получены? — он садится за свой рабочий стол, продолжая наблюдать за мной. Я не могу говорить, только через несколько минут справляюсь с судорогами.
— Хозяин, прошу… — меня снова сковывает дрожь. Зорф, возможно раздраженный моей слабостью, начинает усиливать это мое ощущение, стимулируя выход эендорфина. Я не в силах больше стоять, падаю на пол, обхватив плечи руками. Удовольствие превращается в нестерпимую боль, от которой я застываю на самом краю сознания. Не знаю, сколько я так лежу, но боль постепенно начинает отступать, скоро остается только слабый горячий след в голове. Я осторожно поднимаюсь, вставая перед своим Куратором. Я устал пытаться отгадать, поддастся ли он соблазну, поэтому, жду его решения молча.
— Поднимись наверх, — говорит он, не смотря в мою сторону.
Я беспрекословно подчиняюсь. Сняв одежду, ложусь на кровать, прижав колени к груди. Справиться с состоянием стало сложнее поле отказа от боевой функции.
Высший заходит спустя некоторое время, я подавляя спазмы встаю на колени на кровати, обхватив плечи руками.
— Жаль, что все получается именно так, — с явной тяжестью в голосе говорит он, поглаживая меня по голове. Мне странно слышать это от него. Что тему жаль?
— Я не жалею, — говорю это, пытаясь успокоить его, — Для меня это лучшее, что могло быть, — это правда, пока мои расчеты говорят, что иные варианты просто фатальны. Значит, он — мое спасение, — я благодарен вам за все, — упираюсь головой в его грудь, — я ваш, делайте со мной все, что хотите, — отрываюсь от него и смотрю в глаза, здесь я ничего не скрываю, — мне больше некому доверять.
Вместо ответа он крепко обхватывает меня за плечи, прижимая к себе.
— Я хочу, что бы ты оставался со мной как можно дольше, — говорит он, размыкая объятия.