― Почему я не присоединился к тебе?
― Нет, почему ты вообще не присоединился? Тебе не нравятся танцы?
Он слегка наклоняет голову в сторону, рассматривая меня, прежде чем заговорить.
― А почему тебя это волнует?
― Мы же теперь друзья, помнишь? ― Я говорю ему: ― Я пытаюсь узнать тебя получше.
― Я люблю танцевать. ― Говорит он мне, выражение его лица тщательно нейтрально.
― И что?
― Для всех присутствующих было безопаснее, если бы я наблюдал. ― Взгляд его глаз и непринужденная чувственность в голосе заставляют меня спросить, что он имеет в виду.
Я знаю, что не должна задавать этот вопрос, но я всего лишь человек. И послушайте, любопытство убило кошку, но удовлетворение вернуло ее обратно.
― Почему?
― Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос?
Я играю с огнем, но после четырех рюмок текилы и пива огонь становится таким приятным.
― Да.
― Ты выглядишь чертовски сногсшибательно. Если бы я танцевал с тобой, а ты трясла бы своей задницей рядом со мной, я бы отнес тебя наверх и трахал бы снова и снова, пока ты не умоляла бы меня остановиться. ― отвечает он: ― Даже тогда я бы продолжал. Я бы не остановился, пока не насытился бы тобой. Пока я не был бы удовлетворен.
У меня пересохло в горле от его слов.
Меня никогда не преследовали с такой слепой преданностью, и весь мой мозг и тело в хаосе, пытаясь найти способ ответить, но он продолжает.
― Ты еще не готова к этому, поэтому я остался здесь. ― Он проводит рукой по губам и челюсти. ― Кроме того, отсюда лучше видно, чтобы убедиться, что мужчины вокруг тебя держат руки при себе. Если я не имею права прикасаться к тебе, то и никто другой не имеет права.
У меня кровь закипает от его слов, но я стараюсь сдерживать свой внутренний огонь.
― Твое собственничество неуместно.
― Я не собственник, ― говорит он, сверля меня взглядом. ― Я жадный. Я откровенно завидую. Я отчаянно хочу получить то, что принадлежит кому-то другому, по крайней мере, сейчас.
Я фыркнула в притворном удивлении.
― Ты действительно думаешь, что всегда сможешь добиться своего, не так ли?
― Да. ― Говорит он с полной серьезностью.
― И ты не собираешься это отрицать?
― А почему я должен это делать?
Он отталкивается от стены и направляется на кухню, прерывая наш разговор. Но он уходит не спеша, как будто хочет, чтобы я последовала за ним.
И я иду.
― Хочешь что-нибудь выпить? ― спрашивает он бесстрастно, как будто мы не были в середине другого разговора.
Но я хочу пить.
― Водку с содовой и лаймом, пожалуйста.
Он перемещается по кухне, готовя мне напиток, берет разделочную доску и нарезает несколько долек лайма, а я вскакиваю и сажусь на стойку напротив острова, где расположился он.
Молча наблюдаю за его работой. Он делает это скрупулезно, глядя в телефон и используя джиггер, чтобы отмерить точное количество, вместо того чтобы бросать все ингредиенты вместе.
В это время его ищут бесчисленные гости с вечеринки. Просто поздороваться, рассказать историю или анекдот ― неважно. Они постоянно подходят к нему, своему золотому мальчику.
Они хотят с ним поговорить, чтобы он им улыбнулся. И он улыбается, каждому, признавая и выслушивая их с легким обаянием.
Он ― словно желанная нота. Одна счастливая нота, всегда.
Слишком идеальный, слишком отстраненный.
Он не такой, как рядом со мной, счастливый, раздраженный, расстроенный и энергичный.
Я могла бы наблюдать за ним всю ночь.
Наконец, наступает затишье в том, что люди перехватывают его, и он заканчивает мой напиток и подходит, чтобы передать его мне.
Поскольку он стоит, а я сижу на высокой стойке, мы не совсем вровень, но по росту мы гораздо ближе, чем обычно.
― О чем мы говорили? ― спрашивает он, его пальцы задерживаются на стакане даже после того, как я обхватываю его рукой.
― О твоей категорической убежденности в том, что ты всегда добиваешься своего.
― О, да. ― Его глаза медленно пробегают по моему телу вверх и вниз. ― Ты ― идеальный пример. Не прошло и двадцати четырех часов, как я сказал тебе, что если увижу тебя в лифчике, то буду продолжать флиртовать с тобой, к твоему ужасу, и вот ты здесь. Сидишь на моей кухонной стойке в лифчике. ― Говорит он, его глаза стекленеют от вожделения, когда он смотрит вниз на полоску моего бюстгальтера, выглядывающую из-под топа. ― Похоже, по крайней мере, твое подсознание понимает, кто твой законный владелец.
9
Кто бы мог подумать, что Тайер, теряющая дар речи, так возбуждает. Я думал, что мне нравится огонь, но, похоже, от ее безмолвия мой член стал таким же твердым.
Я стою перед ней, а она сидит на моей кухонной стойке, свесив длинные ноги с края. Было бы так легко схватить ее за бедра и заставить обхватить ногами мою талию. Наклонить бедра вверх, чтобы мой член прижался к ее центру, а она зарылась лицом в мою шею.
Повторять эти движения до тех пор, пока она не начнет задыхаться и стонать мне в ухо.
Я стою достаточно близко, чтобы видеть четкие линии ее живота и родинки, разбросанные по всему животу. Я хочу проследить путь этих следов вверх и вниз по ее телу, пока не вылижу каждый сантиметр.
Кожа ее живота зовет меня, выпуклость груди, видная под лифчиком, дразнит меня.
Я кладу руку на стойку рядом с ее бедром, и у меня перехватывает горло, когда я представляю, как обхватываю ее талию, как мои пальцы впиваются в ее кожу, пытаясь оставить на ней свой неизгладимый отпечаток.
Видеть так много ее кожи сводит меня с ума, даже если это всего лишь ее живот. Мысль о том, что мои руки будут на ее теле, что я буду прикасаться к ней и наслаждаться тем, какая она маленькая по сравнению со мной, заставляет меня восторженно выть в ночи, как хищник.
Я не могу удержаться и облизываю губы, представляя, как она лежит передо мной, ее серебристые волосы спутаны от того, что я их схватил, ее рот слегка приоткрыт, и она смотрит на меня с желанием и покорностью в глазах.
― Голоден?
Я отмахиваюсь от этого видения, прежде чем сделаю что-то глупое, например, схвачу ее за горло и скажу, что я убью ее парня и сделаю ее молодой вдовой, если она не порвет с ним.
Мой взгляд встречается с ее взглядом, и я вижу, что она ухмыляется, явно наслаждаясь тем, как я мучаюсь от своего возбуждения к ней.
Моя маленькая лгунья, притворяющаяся, что ее саму это не трогает.
― Проголодался. ― Говорю я ей, прежде чем положить вторую руку рядом с ее другим бедром и сравнять свою голову с ее.
Я определенно перехожу все границы, мое лицо теперь слишком близко к ее лицу.
― Раздвинь.
― Что? ― говорит она, в ее голосе смешались приглушенное возбуждение и искреннее замешательство.
― Раздвинь, ― говорю я ей, наклоняясь вперед и еще больше закрывая пространство между нами. ― Свои ноги.
Она подпрыгивает от неожиданности, когда я кладу руку ей на колено. Ее глаза расширяются, зрачки вспыхивают, и, черт возьми, она так реагирует.
Тысяча микровыражений пробегает по ее лицу, каждое красочнее другого.
Желание. Возбуждение. Смущение. Вина. Интерес. Неуверенность. Предвкушение.
Каждое из них нарисовано на ее лице, чтобы я мог уловить и сохранить для себя, пока мы смотрим друг на друга немигающим взглядом.
Она, как по команде, раздвигает бедра, но недостаточно.
Я перевожу взгляд вниз, на свою руку, которая переходит с ее колена на внутреннюю часть бедра прямо над сгибом.
Я все еще смотрю вниз, поэтому не вижу ее резкого вдоха, но я его слышу.