Я тоже люблю его. Люблю так сильно, что боль от этой любви так же велика, как и боль от его предательства.
Сердце бешено колотится в груди, требуя, чтобы я пошла к нему, чтобы сдалась и помирилась... Но я все еще не уверена. С каждым заявлением он еще больше расширяет щель этой двери.
И вот я уступаю еще дюйм.
― Мне... нужно время. И пространство.
Триумф сияет в его глазах, как будто мы находимся в нескольких мгновениях от того, чтобы сказать ему, что я его простила.
― Я могу с этим работать. Как долго?
― Я не знаю, ― говорю я, а потом поспешно добавляю: ― И я ничего не обещаю.
― Хорошо. ― Он кивает, соглашаясь. ― И мы еще посмотрим.
Он мягко целует меня в лоб, и мои глаза закрываются, когда я склоняюсь к его прикосновениям, наслаждаясь ощущением его губ на своей коже.
На заднем плане пикает телефон, и он отстраняется, но я остаюсь в этом моменте еще на несколько секунд, желая удержать его как можно дольше.
― Тайер, ― произносит он, и перемена в его голосе настолько неожиданна, что я в шоке открываю глаза.
Я поднимаю на него глаза и вижу, что его взгляд прикован к моему телефону, лежащему на столе, его челюсть напряжена, а мускулы на щеках опасно подрагивают.
Я опускаю глаза и вижу, что мне пришло новое сообщение.
От Картера.
― Какого хрена он пишет тебе, говоря, что скучает? ― Он рычит, его тон неумолим.
Я хватаю телефон и разблокирую его, увидев в приложении «Сообщения» текст, о котором идет речь.
Картер: Я скучаю по тебе.
Я не разговаривала с ним с тех пор, как мы расстались, даже не проверяла, благополучно ли он добрался до дома, так что я не знаю, почему он решил связаться со мной именно сейчас.
Но если я когда-то сомневалась, есть ли у меня к нему какие-то затянувшиеся чувства, то это сообщение дает мне ответ.
Я ничего не чувствую. Ничего, кроме намека на сочувствие и грусть по поводу того, что он скучает по мне, пока я живу дальше.
Я представляю, как это больно, и надеюсь, что он скоро встретит кого-то.
Но я рада, что у меня есть окончательное подтверждение того, что эта предыдущая глава моей жизни окончательно позади. Независимо от того, где мы с Рисом окажемся, возврата к Картеру не будет.
Но Рис не в праве спрашивать, кто и зачем мне пишет. В конце концов, я одинока.
― Ты опять с ним разговариваешь? ― требует он, его ноздри раздуваются, а голос искажается от едва скрываемой ярости.
Я смеюсь.
― Нет. Ты лжец, а он обманщик. Я просто не могу поймать передышку в своей личной жизни.
Ему это не кажется смешным.
Он вырывает телефон у меня из рук, нажимает на кнопку вызова рядом с именем Картера и подносит трубку к уху.
― Что ты делаешь? Отдай! ― говорю я, пытаясь дотянуться до телефона. Однако из-за разницы в росте он легко держит его в недосягаемости.
Когда в трубке раздается звонок, я слышу ответ Картера так же отчетливо, как если бы он стоял с нами в компьютерном классе.
― Детка?
О, блять.
Брови Риса вскидываются, ярость охватывает его лицо. Его гнев ― это физическая вещь, которая высасывает весь кислород в комнате и оставляет мои легкие в нерабочем состоянии. Его глаза темнеют, теряя столь любимый мною цвет, становясь блестящим обсидианом, который заглушает белый оттенок радужной оболочки.
За гневом скрываются едва скрываемые обида и предательство, зеркально отражающие то, что, я уверена, он видит, когда смотрит в мои глаза, с той лишь разницей, что я не сделала ничего плохого.
Голос Риса неузнаваем, когда он говорит. По крайней мере, на целую октаву ниже, чем обычно, он острый, как свежее лезвие, и ужасающий.
― Ты даже не представляешь, к каким силам и ресурсам я имею доступ. Я задействую все до единого, чтобы найти тебя и похоронить живьем в безымянной могиле, если ты еще хоть раз напишешь или позвонишь по этому номеру.
Он положил трубку и протянул мне телефон, мрачно глядя на меня.
― Ты не имел права. ― Я говорю ему, взволнованно.
У меня нет ни нужды, ни желания разговаривать с Картером, но Рис перегибает палку. Хочет он это принять или нет, но я не замужем.
― У меня есть все права. ― Он рычит. ― У меня есть все права, когда дело касается тебя, особенно если твой бывший пытается претендовать на то, что принадлежит мне.
― Ты тоже мой бывший. ― Я указываю на это, зная, что ему не понравится это слышать.
Он отворачивается от меня и с силой опускает кулак на стол, отчего мой учебник по математике подпрыгивает на дюйм, прежде чем опуститься обратно.
Он ходит по комнате и бросает на меня цепкие, но скрытные взгляды, как дикий зверь в клетке, который видит свежую добычу за перилами своей тюрьмы.
Его разочарование очевидно, когда он проводит рукой по волосам, оставляя их совершенно растрепанными и дикими после своего движения.
― Если ты хотела сделать мне больно, как я сделал тебе, то ты это сделала. Ясно? ― Он спрашивает: ― Ты сделала свое дело. Теперь мы квиты.
― Я ничего не сделала, если тебе больно, то это из-за последствий твоих действий.
― Тогда скажи мне, что я должен сделать! ― говорит он, пересекая комнату большими, торопливыми шагами и хватая меня за обе руки. ― Как мне все исправить?
Когда я молчу, он тихо добавляет:
― Ты действительно хочешь, чтобы я встречался с другой девушкой?
Судя по тому, как у меня сводит желудок и как желчь поднимается в горле, я скорее предпочту, чтобы мне отрывали ногти на ногах один за другим, чем наблюдать такое.
Должно быть, мое лицо выдало мои мысли, потому что он взял мое лицо в руки и сказал:
― Ты не хочешь этого, не больше, чем я хочу, чтобы ты встречалась с другим парнем.
Я качаю головой, и на его лице появляется облегченное выражение, когда он продолжает.
― Я не буду смотреть, как ты встречаешься с кем-то еще, Тайер. Я дам тебе время и пространство, о котором ты просила, но, пожалуйста, не уходи ни к кому другому. Ты можешь с этим согласиться?
Насколько я еще не готова простить его, настолько же я знаю, что не хочу никого другого.
― А ты сделаешь то же самое?
Он наклоняет мой подбородок к себе.
― Как я могу прикасаться к кому-то еще, когда я думаю только о тебе?
Я улыбаюсь и шагаю в его объятия, прижимаясь щекой к его твердой груди, а его руки обхватили меня теплыми, защитными объятиями.
Его подбородок опускается на мою макушку, и он обнимает меня в течение долгих минут, мы оба молчим, каждый черпая из этих объятий то, что ему нужно ― утешение, уверенность и немного надежды.
Наконец, он глубоко целует меня в волосы, вдыхая мой запах, и говорит:
― Все будет хорошо.
Я не знаю, говорит ли он это для себя или для меня, но впервые с тех пор, как мы расстались, я ему верю.
39
Шестнадцать дней.
Именно столько времени прошло с тех пор, как мы с Тайер расстались.
Шестнадцать дней я не разговаривал с ней ни о чем, кроме нашего разрыва, не прижимал ее к себе, когда мы сидели с друзьями, не смешил ее.
Шестнадцать дней я не требовал ее рта и не брал ее тело.
Шестнадцать дней, в течение которых я каждые пять минут проверял телефон, не написала ли она мне, и не поддавался желанию разбить его, когда видел, что она не написала.
Если говорить коротко, то это шестнадцать дней сплошной агонии.
Я был настолько сосредоточен на том, чтобы не влюбиться и не открыть себя для боли потери другого человека, как я потерял своих родителей, что мне даже в голову не приходило, что существует множество способов потерять кого-то навсегда.