Оставайтесь, мол, дома, лежите на диванчике и кушайте печенье. Никакой деловой активности, упаси Боже, никаких ответственных поездок и важных встреч.
Впрочем, гороскоп в другой газете — кстати, конкурирующей с первой — предсказывал максимальную творческую активность, полезность длительного пребывания на воздухе и сулил неожиданные выигрыши в лотерею. Для пущей убедительности как раз под прогнозом гороскописта был напечатан двухцветный лотерейный талон от какого-то автомобильного салона — приходите, мол, и выигрывайте.
Я оделась в неброский серый костюм, на ноги — потертые туфли почти без каблуков — вдруг придется бежать? Да еще неизвестно по какой местности — ведь Довженко не уточнил расположения объектов.
Волосы уложила в хвост, чтобы не загораживали периферийное зрение.
Нацепила на нос очки с квадратной оправой — боковая поверхность представляла собой миниатюрную систему зеркал, позволяющую видеть то, что происходит за спиной; изображение подавалось на полузатемненные линзы с помощью переключения кнопок, расположенных на дужке. Человек будто бы поправляет очки средним пальцем — жест, не вызывающий никакого подозрения, а на самом деле получает транслирующееся на стекла изображение пространства у него за плечами.
Вынув из шкафа спрятанный под бельем миниатюрный газовый пистолетик, взвесила его на ладони и, подумав немного, сунула обратно.
Взяла с собой небольшую сумочку, в которую умяла два носовых платка, однозарядную тушь для ресниц, прячущую в своем цилиндрике пулю со смещенным центром тяжести, флакончик «Шанели» (нервно-паралитический аэрозоль), блокнот (на самом деле — прямоугольничек пластита в плексигласовой обложке с веселым Микки-Маусом; торчащий наружу колпачок, якобы вложенной туда авторучки, служил детонатором), губную помаду двух цветов в одном колпачке и мощную шашку, обеспечивающую плотную дымовую завесу — стоило только сдернуть оболочку и привести кругляшок в соприкосновение с воздухом. Пожалуй, этого будет достаточно — и просто для женщины, и для бывшего спецагента, идущего на задание.
Бросив на себя контрольный взгляд в зеркало, я собралась с духом и вышла из дома.
Кафе «Ястреб», куда я попадаю уже третий раз за эти два дня, открылось час назад. Посетителей почти не было, и плечистая фигура Довженко одиноко маячила на фоне дальнего окна в глубине зала.
Увидев меня, он тотчас же поднялся из-за стола, бросив недоеденный сандвич с креветками в фарфоровую тарелку, на ходу допил остывший кофе, поставил стаканчик на стойку у входа и заспешил ко мне. Похоже, совместного завтрака перед ответственной операцией не предполагалось.
— Надеюсь, вы перекусили? — бросил Довженко на ходу, явно не собираясь выслушивать ответ. — Моя машина припаркована с торца здания, там, где пожарная лестница. Надо торопиться.
Бросив крупную купюру подбежавшему со счетом официанту, Василий Иванович заспешил к выходу. Уже снаружи он соизволил меня оглядеть и недовольно хмыкнул. Похоже, клиент остался недоволен моим внешним видом. Интересно, что же он ожидал узреть? Прикид от покойника Версаче или обмундирование цвета хаки?
Завернув за угол, Довженко тихо чертыхнулся. Какие-то великовозрастные детки на роликах сновали в непосредственной близости от его серого автомобиля.
Бросив на меня озабоченный взгляд, Василий Иванович достал из кармана ключи с брелоком и пугнул ребятишек электронным сторожем, — сирена запищала, и ребята метнулись в разные стороны, рассекая своими кругляшками потрескавшийся асфальт.
— Не люблю, когда мельтешат, — заворчал Довженко, отпирая автомобиль.
Мы забрались в потрепанную «Мазду» и отправились в путь. Клиент был за рулем, я на заднем сиденье. Машина двигалась к южной окраине города, буравя фарами начинающий редеть туман.
Когда мы миновали обелиск с надписью в три слова, знаменующий границу городской черты, машина круто свернула налево и, вильнув два раза по засыпанной щебенкой дороге, притормозила у симпатичного двухэтажного здания, крытого красной черепицей.
Вывеска на распахнутых воротах, равно как и на самом здании, отсутствовала. По внешнему виду строение напоминало охотничий домик какого-нибудь «нового русского». Наверное, постройка была еще советских времен, а новый хозяин, выкупив ее, немного подремонтировал и приспособил для своих новых русских нужд.
Из невысокой трубы подымалась к небу струйка коричневого дымка, тут же разрываемая в клочья ветром. Похоже, нас ожидали. Входная дверь была полуоткрыта, но тем не менее на крыльцо никто не вышел.
Довженко посигналил, но его призыв то ли не был услышан, то ли хозяин не соизволил обратить на звуковой сигнал внимания.
— Ждите меня здесь, — приказал Довженко, с недовольным видом выходя из машины.
— Я должна охранять вас или ваш груз? — уточнила я. — Если вас, то мне нужно быть рядом с вами. Если груз, то вы получите его на руки тоже не в моем присутствии, и с ним может что-то случиться, пока вы будете возвращаться к автомобилю.
— Резонно, — сплюнул Василий Иванович. — Вылезайте. Пойдете вместе со мной.
Немного задержавшись возле двери и, может, кто откликнется, на всякий случай дернув шнурок звонка с разноцветными кисточками, Довженко раздраженно пожал плечами, распахнул дверь и вошел в дом. Я старалась держаться рядом с ним и шмыгнула следом.
В коридоре тоже никого не оказалось. Василий Иванович беспомощно оглянулся, бросил взгляд на часы и тихо выматерился.
— Вот и доверяй чужой пунктуальности! — пробормотал он себе под нос после порции крепких ругательств. — Теперь все может сорваться!
Я предложила осмотреть дом. Довженко тотчас же согласился, на этот раз позволив мне идти впереди. Должно быть, «запах опасности», разлитый в воздухе этого дома, заставил его быть крайне осторожным.
Мы направились по коридору, змеившемуся в глубь здания. Узкий вход, казалось, намеренно спроектированный так, чтобы вызвать контраст с просторным холлом, был довольно серьезным испытанием — дело в том, что проход в жилые помещения располагался в самом конце коридора, а боковые двери отсутствовали.
Идеальное, кстати сказать, место для неожиданного нападения — захлопнуть входную дверь и вмазать автоматной очередью из двери, к которой мы приближаемся. Тут даже дымовая шашка не поможет…
Каждый шаг по полутемному пространству давался с трудом. Половицы издевательски поскрипывали, сигнализируя о нашем продвижении, из-за стены слышался то нарастающий шорох, то какие-то вздохи, то тихий плач. Наконец весь путь был преодолен, и перед нами возникла новая дверь, тоже не запертая, как и входная.
— Открывайте! — нервным голосом приказал Довженко. Его прерывистое дыхание обжигало мне шею, настолько близко он стоял.
Я толкнула дверь и оказалась в просторном прохладном помещении с пыльными пальмами в кадках по углам и огромным цветным телевизором в центре. Перед телевизором стояло несколько кресел. Возле широкого окна располагался напольный аквариум, в мутной воде которого вяло трепыхалось несколько невзрачных рыбок, сгруппировавшихся возле искусственной коряги.
И снова — ни души.
— Может, позвать? — нерешительно произнес Довженко и, откашлявшись, закричал: — Эй! Есть в этой богадельне кто-нибудь?
В ответ послышались шаги.
Ловко замаскированная под панель дверь отворилась, и перед нами предстал лысоватый человечек в клетчатом костюме. Со зрением у него были явные нелады — толстые стекла очков делали его одновременно похожим на рыбу с выпученными глазами и на Надежду Константиновну Крупскую. Он вгляделся в Довженко, перевел взгляд на меня и, понимающе кивнув, снова исчез.
Через минуту он появился снова, держа в руках коробку испанского печенья.
Глава 2
— Это вам, — проговорил он, передавая коробку. — Нора просила…
— Обойдемся без подробностей, — сухо произнес Василий Иванович, грубо вырывая у него из рук сине-черную пачку «Гранады».