Весь внутренний двор пустовал. Тени оккупировали дорожку к дому Эдана, который не мог похвастаться ни праздничными фонариками, ни цветами, ни какими-либо другими украшениями в честь свадьбы. Я скользнула за двери и притворила их за собой.
Все комнаты явно обыскивали. На полу валялись книги и свитки, которые беспечно скинули с полок. Стол был заставлен чернильницами и кистями, кровать превратилась в перевернутое месиво из простыней и перьев. В воздух поднялось облачко пыли, когда я обошла сломанную птичью клетку и прошла глубже в его покои.
Я не знала, где искать лекарство для леди Сарнай, но рабочее место Эдана казалось лучшим вариантом для начала поисков.
Его стол был завален картами. Некоторые страницы пожелтели от времени и пахли незнакомыми мне специями. Еще там лежали ежедневники, заполненные его аккуратным почерком, с иллюстрациями стран, о которых я никогда не слышала. Я пролистнула верхний ежедневник, останавливаясь на рисунке знакомого паука Нива. Наверное, Эдан сверялся с этими записями перед путешествием в Халакмаратскую пустыню. Язык, на котором они были написаны, тоже был мне незнаком.
Нельронатский, вероятно.
– Ты хоть что-нибудь пишешь на аландийском, Эдан? – проворчала я, переходя к его шкафу.
Судя по вмятинам на дереве, похоже, люди императора пытались сломать замок, но безуспешно. Наверное, они сдались, потому что слишком боялись магии, которая могла остаться в покоях лорда-чародея.
Не так давно я сама была такой. Точнее, Эдана я никогда не боялась, но я помнила ауру загадочности вокруг него при наших первых встречах. У меня ушли месяцы, чтобы рассмотреть искреннего юношу под маской магии и высокомерия чародея.
Я коснулась лакированных створок шкафа и провела пальцами по странным символам, выведенным на поверхности, пока не спустилась к бронзовому замку посредине. У него не было скважины, но замок был сделан в форме ястреба, и его два раскрытых крыла соединяли дверцы.
Поддавшись любопытству, я сложила крылья, не ожидая никакого результата. Но металл нагрелся под моими пальцами, и бронза расплавилась, сливаясь с черным лакированным деревом. Створки приоткрылись, будто узнали меня.
Внутри я обнаружила ящички со стеклянными пузырьками, наполненными до краев жидкостями всевозможных оттенков. Там были растения, цветы и травы, которых я не знала: большинство высушены и сохранены в своем первозданном виде, но были и толченые или измельченные, хранящиеся в конопляных мешочках. Я нашла семена, которые выросли в цветы при моем прикосновении, перья, весы и сброшенную змеиную кожу. В нижнем ящике лежал поднос с различными предметами. Маленькие коробки для талисманов, инкрустированные переливающимися ракушками, тиковый гребень с отсутствующими зубчиками, песочные часы, луженая кружка, пустая чернильница. Бездонный кожаный мешочек, который позволил Эдану взять с собой много книг в наше путешествие. Я быстро поменяла на него свой мешок, а затем подняла знакомое зеркальце.
Эдан назвал его отражением правды. Когда я притворялась своим братом, зеркало показало настоящую меня. Майю, а не Кетона.
Я смахнула пыль со стекла и посмотрела на себя. Без пудры на щеках и розовой краски на губах на моем лице просматривалась россыпь веснушек-созвездий. Вокруг глаз появились морщинки, губы потрескались.
– Я по-прежнему Майя, – с облегчением выдохнула я. – Пока что.
Рядом с кроватью Эдана была спрятана маленькая флейта, которую он брал с собой в дорогу. Я подняла ее к своим губам, но не смогла издать и звука. До чего заброшенно она выглядела без своего хозяина. Меня наполнила тоска по Эдану и по тем беззаботным дням, когда я могла сидеть у костра и слушать, как он играл.
«Ты здесь не для того, чтобы предаваться воспоминаниям об Эдане», – строго отчитала я себя.
Отложив флейту, я начала просматривать книги на полу. Большинство из них были на неведомых мне языках.
Вдруг мне на глаза попалась вырванная страница, выглядывающая из одного из ежедневников. Эдан брал его в путешествие. Из него по-прежнему сыпался песок пустыни.
Я дрожащими пальцами подняла вырванную страницу.
«Майя». Мое имя, выведенное элегантным почерком Эдана, буквально бросилось мне в глаза – наконец-то что-то на аландийском.
Внезапно у меня подкосились колени, и я опустилась на стул у его стола.
«Ситара – моя блистательная. Прости, что оставил тебя. Я бы никогда так не поступил по своей воле, но я заплачу любую цену за твою свободу – за твое счастье. Ты говоришь, что не сможешь быть счастлива без меня, но я знаю – это неправда. Живи своей жизнью, ситара».