Что, звонить сестре и, как в юности, умолять прислать денег? Нет, зачем дергать сестру, можно взять кредит в банке. А потом? Продавать яхту? Но о двухмачтовой красавице я мечтал с детства! И теперь расстаться с ней из-за этой провальной «парижской гастроли», вернувшись домой с никому не нужными картинами?
Жалко нажитого добра и репутации, Арни? — иронично спросил он себя. Ты не был таким в юности. Тогда ты чувствовал себя вполне счастливым, если в кармане звенела пара монет на то, чтобы поужинать и угостить девчонку, а бывало и девчонки угощали тебя, когда ты сидел на мели. И ты не стеснялся отсутствия денег, потому что, если человек — художник, он уже не беден. Ты безболезненно отдавал картины за любую цену, потому что знал, что напишешь новые, еще лучше.
Может, действительно плюнуть и по дешевке отдать все этому жлобу Маршану? Ага, и он наживет состояние, ведь никто не поверит, что я отдал их ему за гроши… А если поверят? Все, моя карьера окончена. А он неизбежно наживет состояние, правда, уже после моей смерти, но наживет.
Ну, Арни, какие похоронные мысли! А вдруг и вправду мои картины не стоят ни гроша и я кончен как художник? Исписался? В тридцать два года?.. Ну хоть бы один посетитель! Я буду уговаривать, льстить, умолять купить хотя бы одну картину! За любую сумму!
Ты должен сделать это, приказал себе Арнульф, иначе тебе негде ночевать!
Над дверью зазвенел колокольчик, мелодично сообщая, что кто-то вошел. Арнульф, страстно мечтавший о посетителе, удивился: не могла же его грёза материализоваться так сразу? Однако на пороге он увидел крупный женский силуэт.
Похоже, женщина почувствовала неловкость оттого, что в зале никого нет, и не решалась войти. Какое-то мгновение она неподвижно стояла в дверном проеме на фоне яркого солнечного прямоугольника. Против света Арнульф не мог разглядеть черты ее лица. Рубенсовская корова, с усмешкой подумал он, хорошо бы у тебя оказался такой же толстый кошелек!
Наконец женщина шагнула в зал и неторопливо направилась вдоль стен, задумчиво улыбаясь картинам.
Она была совершенно одна, эта женщина, среди его картин, и вдруг Арнульф поймал себя на мысли, что она точно так же была бы одна среди его картин, даже если бы этот зал переполнял народ.
Зрение художника устроено не так, как зрение обычного человека, и поэтому Арнульф видел сразу и ее умные миндалевидные глаза, и естественность походки, и ту милую грацию истинной женщины, совсем не похожую на угловатые движения нервической особы, уставшей от диет.
Это женщина с полотна Ренуара, обрадовался Арнульф, она должна чувствовать искусство, и, даже если мне не удастся ничего продать ей, я, без сомнения, проживу у нее эту неделю, потому что с ней можно будет расплатиться картинами! И мне с ней будет хорошо, она вон какая милая, и никто не узнает о моем безденежье, напротив, предметом обсуждения станет бурный роман известного художника и бедной парижанки! Отличное объяснение для моих земляков, почему я не продал в Париже ни одной картины: гениальный Арнульф Кохенеринг забыл про выставку и про все на свете, увлекшись одинокой аппетитной парижанкой!
Можно будет сделать несколько быстрых портретов пастелью, конечно же с намеком на Ренуара, они отлично поддержат мое реноме последнего романтика современности… Только бы никто не пронюхал про мою провальную «парижскую гастроль»… А вдруг она замужем?.. Ничего, не он, так другая! И как это я раньше не догадался завести какую-нибудь подружку? Но эта-то уж очень хороша!
Глава 4, в которой выставка меня заинтересовала
Вопреки ожиданиям, выставка меня заинтересовала. Художник с дикой фамилией вовсе не имел отношения к фовизму[3]. Правда, я оказалась единственным посетителем. Рано еще, подумала я и, чтобы унять свой праведный гнев на Мишеля, принялась не спеша рассматривать картины.
Они были густо населены занятными кругленькими человечками, которые сажали деревья, вешали кружевные занавески, летали на воздушных шарах, варили варенье, играли с детьми, пасли лошадей, плавали на кораблях. Их жилища выглядели необыкновенно чистенькими и удивительно жизнерадостными, но при всем том картины производили впечатление романтических. На одном полотне эти персонажи проводили поэтический турнир в рыцарском замке.
Улыбаясь, я свернула за угол и нос к носу столкнулась с высоченным бородатым голубоглазым блондином. Он улыбнулся в ответ, и в темноватом зале вдруг сразу посветлело.
— Ну как? — спросил он.
— Здорово, только странно, что автор — мужчина.
3
Фовизм (от франц. fauve — дикий), течение во французской живописи, возникшее в 1905 г. Но фамилия художника Арнульфа на самом деле вовсе не «дикая», а просто фламандская. —