Вместо ответа рыжеволосая сокрушенно вздохнула. «Это твоя школа, твоя операция — делай, что хочешь».
Я улыбнулся, и, чувствуя себя меркантильной скотиной, подался вперед. Есть, зашел за спину одного из подонков. Вот рюкзак полетел в нас, то есть в него, я сделал резкий шаг, толкая подонка в сторону, перехватывая рукой летящую сумку:
— Дай и мне!
Подонок зло вспыхнул, но оглядев меня и почувствовав воинственный настрой, сдержался.
— Ты кто такой? — зло ощерился он.
— Хуан. Шимановский. Сто вторая, — охотно пояснил я и выдавил одну из фирменных улыбок, которым научился не так давно, от которой парень блымнул глазами и интуитивно сделал шаг назад.
— Эй, тебе чего тут надо? — подошли оба его товарища, готовые сорваться в драку, но вынужденно сдерживающиеся. Я не походил на унижаемого ими совершенно, и дело совсем не в складности внешности.
— Парни, «хлеба и зрелищ» — опасный лозунг, — улыбнулся я и им, но уже без магии. — Сейчас вы развлекаете толпу за счет другого, — кивнул я на вставшего с отвиснутой челюстью от неожиданного вмешательства посторонней силы паренька. — Но может настать момент, когда кто-то будет развлекать ее же за счет вас. Это называется закон воздаяния. Вы его не боитесь?
Тот, которого я принял за главного в троице, ничего не поняв, начал ершиться:
— Слышишь, ты! Философ! Повторяю, чего тебе надо?
Все ясно, запущенный случай. Я вновь выдавил фирменную улыбку, на сей раз милую и дружелюбную.
— Да вот, зашел, смотрю, а вы играетесь. Подумал, а меня в игру не примите? Я тоже хочу!
И демонстративно переложил несколько раз совсем небольшой и нетяжелый рюкзак из руки в руку, словно это мяч. Действие это в моем исполнении несло угрозу, так как намекал я совсем на другую игру.
Парни переглянулись, решая, принимать вызов, или все-таки нет, но ни к какому выводу не пришли.
— Слушай, как тебя там, — оскалился главный, — шел бы ты отсюда? Это не твое дело, без тебя разберемся!
Краем глаза я заметил в оранжерее всех, кого хотел встретить — и только что вошедшего Манзони, и Селесту, и даже Эмму, которую тоже собирался мобилизовать на общественные нужды. Но это будет потом, сейчас мне нужно показать Манзони силу — такие, как он, ведут переговоры только с сильными. Но одновременно не перегнуть палку, не сломать парням что-то важное.
— Ты знаешь, кто я? — улыбнулся я персонально вожаку. — Спроси у местных, из этой школы, кто такой Шимановский!
— А я не хочу! — задрал голову он.
— А ты все-таки спроси, — настоял я, покровительственно усмехнувшись. — И тебе ответят, что Шимановский всегда был за справедливость. За нее он дрался, и даже умудрился победить. Слышал про бой у фонтана?
Лица придурков вытянулись. Про фонтан не знать они не могли, а значит, я гораздо более серьезный противник, чем они предположили изначально, и тем более, чем им хотелось бы.
— Вас трое, парни, — продолжил я. — А он один. Нехорошо как-то! — Вновь перебросил рюкзак из руки в руку. — Не по человечески!
Повисла грозовая тишина, пролети по оранжерее муха, ее бы услышали. Но я, кажется, загнал ситуацию не туда: драться парни не хотели, уйти не могли, а провоцировать их мне было пока невыгодно. И учитывая всеобщее внимание, из положения надо было срочно как-то выходить.
— Чико, дай я? — услышал я сзади голосок спутницы. — Дай я их побью? Пожалуйста!
Она положила руку на плечо и встала рядом. Сделала умоляющие глаза. Причем очень-очень умоляющие, да еще повернувшись так, чтобы ее видела вся массовка. Ай да Паула, ай да умница! Быстро соображает!
— Они очень похоже на моих кузенов — такие же высокомерные полудурки! — как бы пояснила она мне. — Можно их побью я, а не ты?
— Я… — Моя челюсть слегка отвисла от мысли, что даже не подумал о таком быстром и дешевом способе выйти из пата, достигнув своих целей. Господи, женщины — самое страшное оружие из всего тобою придуманного!
Вожак, сжирающий глазами фигуру моей спутницы, во всей этой тираде услышал лишь два слова, «побить» и «чико». Задорно хрюкнув, что у него долженствовало значить легкий смешок, выдавил:
— Чико?.. Малыш?..
— Вот с этого и начну, — ткнула Паула в него свой пальчик. — Он прям как мой младший! И такой же тупой.
— Тупой? — Глаза вожака начали зло сужаться, а лицо вытягиваться. До этого слова они воспринимали мою спутницу как может быть и наглую, но женщину, сеньориту, неумное недоразумение. Теперь же она перешла в разряд зарвавшихся потерявших страх сук, а таких стоит проучить. Хотя бы для профилактики.
— Слышь, ты! Кукла крашеная! — произнес он, одновременно ловя настроение на моем лице. — А я могу и не посмотреть, что ты сеньорита!