- Думаешь, назад точно не вернешься? - спросил «интеллигент». Один из тех троих, что ехали в пресловутом вагоне метро, специалист по жестким акциям протеста. Слишком много всего случилось, остальных я потерял, но с ним мы были до конца. Я отрицательно покачал головой.
- Но сделаю всё, чтобы вытащить вас отсюда. Что говорить - знаешь, обсудили. Спасибо вам! Остальным, как выйдешь, привет передавай!
- Да не за что! - Парень, имени его я так и не удосужился узнать, скромно улыбнулся.
- Эй, ну ты скоро там? - делано-недовольно заворчал гвардеец. Я вздохнул и под сумрачные взгляды бывших «братьев по оружию» покинул сию неприятную обитель.
В коридоре гвардеец ткнул меня лицом в стену, выкрутил руки, и, обильно потея, застегнул на запястьях наручники. Обычные такие, с цепочкой между браслетов - видно, в связи с последними событиями и наплывом арестантов, магнитные закончились. Его напарник стоял сзади с активированным шокером в руке, демонстрируя намерение использовать его при первом же намеке на мое неадекватное поведение. Я про себя усмехнулся - слишком близко стоит, не успеет среагировать. Если уйти в боевой режим, я могу уложить обоих (хотя и не наверняка). Но вопрос в том, что делать что-либо бессмысленно - отделал свое. А вот груз самобичеваний был для моей психики куда тяжелее, чем все шокеры и наручники мира вместе взятые.
...Да, я сволочь. Я ввязался в драку, зная, что мне ничего за это не будет. Они же, кто остался за спиной, выкладывались по полной, вкладывая в порыв все накопившиеся эмоции, всю ненависть и всё отчаяние. Они - герои, настоящие герои, и будут теперь страдать. Я же...
Комиссар сидел и что-то писал пером на распластанной по столу виртуальной планшетке. Я стоял перед ним и ждал, но не сказал бы, что это демонстрация превосходства. Он был чем-то озабочен, и это имело куда большее значение, чем постановка меня, сопляка, на место, как пытались делать другие знакомые мне по прошлым приводам комиссары гвардии. Я пытался читать его, само собой, но ввиду своего плачевного состояния и его хорошей способности себя контролировать, это оказалось непросто. Скажу лишь, что в нем шла борьба: он не хотел делать то, к чему его вынуждали обстоятельства, но альтернативы не видел. Я догадывался, что это за обстоятельства и какая может быть альтернатива.
- Ши-ма-нов-ский, Хуан? - произнес он по слогам, как и охранник тюремного блока, так же сверившись с личным делом. Поднял глаза, в которых я прочел тревогу и злость отчаяния. Да отдашь ты меня им, сеньор! Как миленький отдашь! Не пыжься!
- Интересная фамилия... - потянул он, видя, что я не реагирую. - Кто же ты, интересно? Русский?
- Почти, - кивнул я.
- Похоже, похоже, - пробурчал он, заканчивая преамбулу. - И что ты хочешь сказать, Хуан, по поводу произошедшего вчера и сегодня?
Я пожал плечами.
- Ничего. А что, должен что-то хотеть сказать?
- Разумеется.
- Что же именно?
- Например... - Он картинно задумался. - Например рассказать, как всё было. Что ты не виноват, сам стал жертвой обстоятельств? Не мог поступить иначе?
Я презрительно фыркнул.
- Комиссар, мне не в чем оправдываться. И не перед вами. Знаете, как всё произошло - флаг вам в руки, но отчитываться я буду только перед своей совестью.
Комиссар подался вперед, лицо его перекосило:
- А вот это ты напрасно, молодой человек!
Затем, словно осадил себя.
- Ты можешь отчитываться перед кем хочешь: перед богом, чертом или совестью. Но перед людьми тебе тоже отчитаться придется. - Пауза. - И прямо сейчас тебя везут отчитываться перед королевой.
И почему я не узнал ничего нового? Впрочем, для комиссара сей факт был чем-то вроде таинства, с тем же успехом его психика приняла бы фразу «тебя везут отчитываться перед богом/дьяволом», потому он не понимал моего спокойствия.
- Вновь ничего не хочешь сказать? - давил комиссар взглядом. Я отрицательно покачал головой.