Да, достаточно. Теорию я проходил. И первой, и второй, и третьей линии – знать такое положено всем, как-никак мы телохранители. Практика оказалась не намного сложней теории – во всяком случае, но таком небольшом отрезке, как путь от машины до зала заседаний. И роль свою я выполнял честно, отнюдь не бутафорски, вслушиваясь, кроме всего, ещё и в интуицию, свою старую подругу и союзницу.
Сели. Слева один боец, справа я. Кто-то в гражданском сел спереди, кто-то сзади. Кольцо. Однако, справа от меня уселся ещё один человек в гражданском, и тоже из кольца, но это и понятно. В зале заседаний у меня иная роль, к охране более не относящаяся.
Вошли мы одними из последних. Надо сказать, зал был напичкан охраной и парнями в штатском, коих я вычислял не то, чтобы очень легко, как орешки щелкать, но всё же чувствовал. И причина этому не только присутствие главы государства. Настроение у присутствующих было… Мягко говоря возбужденное. Ведь слушалось не простое дело, а важное, слишком важное для будущего Венеры и Марса.
Вошел судья, что-то начал говорить. Появились присяжные. Расселись по своим местам.
- Это не первое заседание, - произнес его превосходительство тихо. Слышно его было плохо, но благодаря гаму, стоявшему в зале, его не услышат за пределами нашего скромного «колечка». – Третье. Народ злой. Далеко не всем нравится то, что я собираюсь сделать.
- А что вы собираетесь сделать? – спросил я.
- Похоронить то, что тебе не по душе. Марсианский национализм, марсианскую вседозволенность.
Или ты думаешь, здесь, наверху, ничего не видно? – Его губы растянулись в злой усмешке. – Всё здесь видно, Хуанито. Прекрасно. Но мы стоим перед тяжелым выбором – или так, попуская отморозков, давая им творить беспредел, или же платя совсем иную, гораздо более высокую для наших государств цену.
Заседание началось. Судья просил тишины, стучал молотком, затем кого-то вызвал. Свидетеля. Я узнал его – один из фанатов, стоявших в другом конце вагона. Тех, кого мы отоваривали вместе с Марко и «интеллигентами». Говорили на марсианском диалекте русского, на эдаком общем, смешанном – было заметно, что каждый здесь находящийся прибыл из разных уголков Красной планеты. В слова я не вслушивался, больше ловя настрой по лицам, по эмоциям. И по необъяснимым с точки зрения официальной науки ориентирам сеньоры Лопес, просвечивая людей сверхспособностями.
- Что чувствуешь? – спросил его превосходительство, дав время для наблюдений.
- Раздражение, - лаконично ответил я.
Он согласно кивнул.
- Когда рушатся стереотипы, а они рушатся, это многим не нравится.
- Здесь есть ваши противники? Политические? – кивнул я на зал.
- Разумеется. Но они бессильны, и потому будут гадить по тихому. Не говорю кто, поймешь сам.
- Судья, - усмехнулся я.
Лицо его превосходительства озарила довольная улыбка.
- Правильно. Это ведь так справедливо, чтобы людей, которым втайне симпатезирует весь Марс, судили твои враги, неправда ли? А что можешь сказать о присяжных?
Я вновь всмотрелся. Нет, ничего особого сказать не мог. Все люди мне незнакомые, кроме одного.
- Интеллигенция. Работяг тут нет. Как и военных, - сделал я вывод. – И политиков.
- Правильно. - Кивок. – Этих ребят должны осудить, но осудить не политики. И не чиновники от юриспруденции. И не бизнесмены. Их должны осудить простые марсиане, не имеющие к власти никакого отношения. Ведь вместе с обвиняемыми они осудят марсианский национализм, идею превосходства над венерианами. Осудят те дела и поступки, что совершались на этой планете последние десять лет, боевой настрой на безнаказанность.
Их осудят врачи, Хуан. Преподаватели ВУЗов. Спортсмены. Профессора. Уважаемые люди.
Вон, смотри, видишь, кто справа?
Я покачал головой.
- Сеньор, я плохо разбираюсь в выдающихся марсианах. Я как бы… Житель другого государства.
По лицу господина Ноговицына пробежала недовольная тень, но лишь на мгновение.
- Врач офтальмолог с мировым именем. Мировым, Хуан. Дальше профессор, ученый-астрофизик. Автор теории происходящего чего-то там важного в звездах, хоть убей, в подробностях не разбираюсь. Но в мире его считают гением, он – гордость Марса.