Музыка для меня превратилась в математику, мелодия – в закономерность функций аккордов, струн и ладов. Эти закономерности палитрой проносятся в моем мозгу, составляя красивую сложную функцию с непередаваемым рисунком, описать который невозможно – в человеческом языке не существует понятий для этого. Всё равно, что описывать красоту дифференциального уравнения человеку, далекому от математики. И понимать надо не мозгом – уж что, но разложить звук на математические составляющие может любая звуковая программа, а душой, внутри себя. Потому, что сложно не увидеть закономерность, сложно именно оценить её гармонию. И убейте, как это происходит, не понимаю.
Возможно, если бы не было Восточных ворот и того памятного разговора с Мишель, если бы не было на моей голове в тот момент пресловутого навигатора, подаренного Бэль, и в первую очередь пробитого по базе корпуса, я бы рано или поздно занялся музыкой. И кто знает, чем черт не шутит, стал бы профессиональным музыкантом. Ну, не бойцом же становиться, в самом деле, и не каким-нибудь инженером купольных систем – размах не тот. Стал бы со временем знаменитым, имел бы к тридцати толпу поклонниц…
…Хотелось бы мне вернуть этот момент? Зная то, что знаю сейчас, пересек бы я порог досмотровой комнаты в этом случае? Или выбрал иную судьбу, с иными радостями и печалями, но находящуюся как можно дальше от заведения лучших убийц Солнечной системы?
Ответом на этот вопрос и был занят мой мозг в фоновом режиме, пока пальцы перебирали струны. И это был второй огромный фактор, после открытия Бэль, который вызывал у меня раздражение на все слова и действия окружающих. Я был дерганый, психованный, язвил направо и налево… Потому, что несмотря ни на какие коврижки, обещаемые мирной жизнью, всё равно бы вошел. Переступил, пересек, остался. А значит, так мне и надо.
* * *
Вызов прозвучал неожиданно, вышвырнув из состояния погружения, вызванного перебором рисунков.
- Слушаю!
- Ты где?
Мишель. Голос не взволнованный, но спешный, предельно сосредоточенный. Назвал ей номер аудитории.
- Это я и так вижу, - хмыкнула она. Видно, звонила из кабинета. – Что ты там делаешь?
Я оглядел сразу вытянувшиеся мордашки слушательниц.
- На гитаре играю. Учусь. Сегодня окно, теоретические занятия отменили.
- Ясно. – Судя по голосу, про занятия она знала. - Бегом в каюту, переодевайся в гражданское. Что-нибудь представительное, но не костюм с галстуком, проще.
- Понял. Костюма на базе у меня всё равно нет.
- Вот и хорошо. – Жду тебя у шлюза через пятнадцать минут.
Рассоединилась. Я посмотрел на часы.
- Девчонки, труба зовет! В следующий раз.
И под подбадривающие голоса слушательниц быстрым шагом выскочил в коридор. Сердце застучало сильнее от предчувствия чего-то нового, непонятного. Ой, неспроста теории сегодня нет, совсем неспроста!
«Началось», - съехидничал внутренний голос.
При моем появлении девочки, стоящие на вахте у выхода, молча открыли внутреннюю створку шлюза, кивнув, мол, могу идти. Я кивнул в ответ и вошел в камеру перехода. Есть, внутренняя створка встала на место, поднялась внешняя. Вышел.
Машина Мишель стояла прямо перед выходом, «под парами». В отличие от Катарины, это была не гоночная, но вполне себе представительская полуспортивная белая «Омега», стоимость которой не намного уступает розовой красавице «Эсперансе». Впрочем, в салон, наверняка роскошный, я не попал, запрыгнув в специально оставленный люк кабины водителя.
- Привет! Давненько тебя не было! – ухмыльнулся я, оценивая состояние любовницы и начальницы, пытаясь понять, как вытянуть её на откровенность относительно интересующих меня проблем. И стоит ли это делать – может, сначала разузнать новости?
Мишель, одетая хоть и не в форму, но не представительно, в «домашнее», закончила оценку моей внешности, осталась довольна, кивнула. После чего закрыла люк, взяла в руки штурвал и тронула машину. Причем на вихре камеры заднего вида отразился тронувшийся следом стоявший в отдалении типовой «Мустанг» корпуса.