Было два тиража. Пятая книга «Нового мира» была напечатана сначала с повестью Пильняка, но на следующий день, после того как первая типографская подача была закончена, журнал начали рассылать подписчикам…
Голос из зала: Мы в Киеве его получили, я читал. У нас его отобрали.
Белинков:… вышел новый завод, гораздо больший, чем первый, в котором были «Стада Аллаха».
Просмотрам цензуры мы должны быть чрезмерно благодарны. Недавно в «Новом мире» появилась рецензия на пьесу «Носороги», будто бы напечатанную в «Иностранной литературе». Этой пьесы в этом журнале не было, потому что в последнюю минуту ныне покойный Поликарпов[313] решил, что такую пьесу советскому человеку читать нельзя: она направлена против духа коллективизма, там слишком много евреев, да еще и в положительном обличье… Но это вызвало такой скандал, что в следующем номере все же эту пьесу…
Голос из зала: Не в следующем, не в следующем…
Второй голос из зала: Через несколько номеров… в седьмом…
Белинков: Да, прошу извинить…
Голос из зала:… хотели в третьем, а дали в седьмом.
Белинков: Значит, между третьим и седьмым номером шла, бог знает какой степени, ожесточенная борьба, отвратительная грызня, в результате которой Черноуцану[314] удалось победить. Не думайте, что Черноуцан хороший человек. Он бился за ту же советскую власть, но только чтобы она вам на Западе больше нравилась.
Нет такой книги, которая пошла бы под нож или на костер и которую удалось бы уничтожить до конца.
Однажды мой друг Лева Шубин сумрачно и угрюмо шел из издательства «Советский писатель». Посередине улицы Горького он зашел в ныне снесенный книжный магазин, где раньше был Театр Мейерхольда. У букиниста он нашел экземпляр книги «Поэзия и современность» Владимира Огнева[315], которая только что пошла под нож в том же издательстве «Советский писатель». Этот экземпляр украли в типографии. В типографии обязательно воруют книги и продают после того, как выходит тираж. Он купил украденный экземпляр книги, которую только что пустили под нож, и подарил Огневу.
От 10-го номера «Нового мира» с записками Симонова[316], который сожгли во дворе старого здания «Известий» — вы помните, оно находится на Пушкинской площади, — тоже осталось несколько номеров.
Существует способ обхода цензуры на тексте, который не подлежит изменению, — это классический репертуар в театре.
Судьба чеховского репертуара зашла в тупик. Чехов сыгран, начиная с 1898 года, в бесчисленных интерпретациях. Предполагалось, что отстоялась мхатовская интерпретация. И поэтому каждый, кто делал в Советском Союзе чеховский спектакль, непременно вносил туда почти цитатные интонации, почти цитатные декорации и другие компоненты, которые образовывали мхатовский спектакль. Это стало почти таким же обязательным, как изучение марксизма-ленинизма… Если вы в Ростове смотрите «Дядю Ваню», то можете не сомневаться, что в изобразительном, интонационно-композиционном и прочем решении этого спектакля в Иркутске вы увидите то же самое. Ни один автор так не канонизирован, потому что ни один автор не имел такого театра, который дожил до сих пор.
Анатолий Эфрос — один из лучших режиссеров века — долго думал, что же все-таки можно сделать: ведь Чехов действительно великий писатель, и написал он гениальную пьесу «Три сестры», которую каждый знает наизусть не только в тексте, но и в мхатовской окраске. И тогда он сделал не театральный, а чисто литературный вариант интерпретации: он решил — пусть они, действующие лица «Трех сестер», эти очень умные люди, будут еще умнее. И вот что получилось.
Вы все знаете, что чеховская тема, связанная с надеждой на великое, замечательное, светлое и необыкновенное будущее, в соответствующей фразеологии проходит через все его творчество, включая «Три сестры». С замечательной надеждой и уверенностью в типовом проекте мхатовской интонации произносили: «Быть может, через двести или триста лет…»
У Эфроса чеховский герой умнее. И поэтому барон Тузенбах во втором акте произносит свои знаменитые слова так: «Через много лет, вы говорите, Ирина, на земле будет… ха-ха… прекрасное, замечательное, удивительное (хохот)… будущее».
313
Поликарпов Дмитрий Алексеевич (1905–1965) — в 1944–1946 годах оргсекретарь Правления Союза писателей, секретарь Московского городского комитета КПСС, в 1955-м — снова секретарь Союза, затем — заведующий Отделом культуры ЦК КПСС. —
314
Черноуцан Игорь Сергеевич (1913–1990) — в 1953–1982 годах инструктор Отдела науки и культуры ЦК КПСС; консультант, зав. сектором, заместитель заведующего Отделом культуры ЦК КПСС.
315
Огнев В. Ф. — литературный критик. Расцвет его литературной деятельности пришелся на период «Оттепели». Зарезанную книгу, упоминаемую А. Белинковым, можно найти только у высококвалифицированных коллекционеров, благодаря тому что типографские работники успевают украсть и продать несколько книг из тиража до того, как он попадет в торговую сеть. Если после выхода книг в свет происходил скандал, то они ценились очень высоко. —
316
Очередные записки Константина Симонова о Второй мировой (Отечественной) войне чуть не появились в «Новом мире», когда «Оттепель» уже кончалась. Этот писатель всегда верно чувствовал направление ветра, но в этот раз не успел и позволил больше, чем обычно. —