Лицо Ленина стало задумчивым.
— Скажите, Михаил Макарович, — спросил он, — через сто лет все будут такими циниками?
Я пожал плечами.
— Цинизм индивидуума прямо пропорционален идиотизму властей.
— Сами придумали? — спросил Ленин.
— Не знаю. Боюсь, что да, — честно ответил я.
— Ну хорошо! — Ленин прихлопнул ладонями по подлокотникам кресла. — Всё это надо хорошенько взвесить и обсудить, но я начинаю склоняться к мысли, что нам это подойдёт. Скажите, кого вы выбрали в качестве жертвы?
— Михаила Александровича Романова, — чётко ответил я.
— Так я и думал! — воскликнул Ленин. — Ещё один вопрос: как бывший Великий князь сможет послужить народу?
— Это обсуждаемо, Владимир Ильич. Например, он может занять ответственный пост в министерстве иностранных дел. К тому же, я думаю, он мог бы возглавить какую-нибудь партию, лучше вновь созданную.
— Это ещё зачем? — удивился Ленин.
— Чтобы внести раскол в ряды наших противников, — ответил я.
Дар убеждать у Ленина был много выше, чем у меня, потому вскоре я получил добро на улаживание великокняжеских дел.
Убедить Великого князя принести себя в жертву ради спасения жизни остальных членов семьи оказалось много легче, чем я себе это предполагал. Видимо жертвенность была у него в крови. Разумеется, слово «жертва» в разговоре не присутствовало, — я хоть и циник, но не садист же – просто в конце беседы Михаил Александрович выглядел так, словно взошёл на эшафот.
19 сентября 1917 года в Петропавловском соборе, что расположен на территории одноимённой крепости, в присутствии Местоблюстителя Патриаршего Престола, представителей властей (в том числе военного и морского министров), представителей большинства политических партий, в присутствии прессы – куда же без неё? — Великий князь Михаил Александрович от имени Дома Романовых говорил Покаянное Слово. Не буду приводить речь полностью, — да и не помню я её, честно говоря, целиком – ограничусь наиболее важными, с моей точки зрения, высказываниями.
«…за то что, будучи наделёнными верховной властью, не смогли уберечь народ наш от бед многих, исходящих как со стороны врагов Державы нашей, так и стороны отдельных подданных наших, коих наделили мы незаслуженной властью…»
«…будучи последним из рода Романовых, кто был законным наследником Престола Российского, от себя и от всех Романовых, как ныне живущих, так и будущих, перед лицом Бога и Народа нашего, подтверждаю отречение наше и отказ от всех прав на Престол Российский на веки вечные…»
«…Да простятся нам прегрешения наши, да снизойдёт на нас прощение Божие и милость народная!»
Это случилось днём, а вечером я провожал Машу, которая уезжала в Москву для участия во Всероссийском Сельском Сходе…
Пока в Москве крестьяне решали дела земельные, в Питере провела учредительный съезд новая политическая партия, скромно поименовавшая себя «Русская Консервативная Партия». Председателем партии, как вы уже, наверное, догадались, был единогласно избран гражданин Романов Михаил Александрович.
И потянулись за «бугор» остатки последней династии русских царей. Правда, не все. Граждане Кирилл Владимирович и Николай Николаевич Романовы «добровольно» решились усилить залог, внесённый Михаилом Александровичем, и так же остались в России.
На Всероссийском Сельском Сходе назревала драка. Словесная перепалка себя уже исчерпала, и дело шло к рукопашной. Спорили по вопросу безвозмездного отчуждения, иными словами, конфискации, помещичьей земли. На этом настаивали крестьяне, против этого выступали помещики – тоже делегаты Схода. Большевики, против обыкновения, теперь отмалчивались, предоставив разруливать проблему эсерам. Всё разрешилось, когда председательствующая на съезде Мария Спиридонова предоставила слово министру финансов эсеру Натансону.
Марк Андреевич хитро посмотрел в зал и выдал такое, от чего все рты поразевали. «Помещичья земля будет передана крестьянам безвозмездно и никак иначе! — заявил оратор, сорвав бурные аплодисменты двух третей зала. — Земля будет передана крестьянам государством, которое выкупит её у помещиков, — продолжил оратор. Ахнула оставшаяся треть».
Хитрован Натансон всё рассчитал точно. Он дал помещикам возможность уцепиться за собачий хвост, после чего принялся рубить этот хвост по частям, пока в руках у помещиков не остался лишь кончик хвоста, за который они, собственно, и держались. Сначала он объяснил, приободрившимся было крупным землевладельцам, что не вся помещичья земля будет выкуплена по одной цене. И пошёл сыпать цифрами.