Женщины расположились на другом полюсе мнений. Ольга сказал прямо: «Зря ты, Мишка, с этим рябым упырём связался!» Маша была более дипломатична. «Сталин опасный человек, — сказала она. — Будь при нём всегда начеку».
«Уважаемый Владимир Михайлович! Как только получил приглашение работать в возглавляемом Вами институте, так сразу начал сборы. Своего странного пациента, который именует себя Артуром Слепаковым, как вы и присоветовали, беру с собой. Уже договорился с двумя санитарами, которые изъявили готовность за малое вознаграждение помочь сопроводить его в столицу…»
Глава третья
Весной 1918 года над Украиной шелестел парад знамён. В Киеве развевалось «жовто-блакитное» знамя Украинской Народной Республики Советов, рядом с которым реял российский триколор – символ нерушимого союза двух советских республик. Такой же жёлто-синий флаг, но без наложенных на него букв «УНРС» ветер трепал над прифронтовым Львовом (отбитым у блока Центральных держав в ходе последнего наступления русских армий), куда перебралась вытесненная из Киева Центральная Рада. Здесь после объединения Украинской Народной Республики и Западно-Украинской Народной Республики возникла так называемая Директория, глава которой Владимир Винниченко вёл в эти дни в Петрограде нелёгкие переговоры с ВЦИК о признании своего правительства единственной законной властью в Украине.
Над Гуляйпольским Советом флаг был радикально чёрного цвета. Здешний Голова Нестор Махно занял выжидательную позицию и не спешил менять цвет. Махно отнюдь не был человеком глупым, или, не подумайте, наивным. Он прекрасно понимал, что сколь-либо долгое существование находящегося под его рукой анархо-коммунистического анклава невозможно ни внутри большевистско-эсеровского государства, ни, тем более, внутри самостийной Украины, к которой стремилась Директория. Предложение некоторых своих сторонников «биться за идею до последнего бойца», он держал в уме как самый крайний вариант. Не воевать хотел Махно, но торговать. Кружившие вокруг Гуляйполя «отряды самообороны» представляли нынче достаточно грозную военную силу. Её-то и собирался выставить на торги батька Махно, рассчитывая получить в обмен на лояльность привилегии от власти для себя и своих ближайших соратников. Поскольку в вопросе о том, какой власти следует покориться, Махно ясности не видел – он и выжидал, а пока привечал в своей вотчине прибывающих со всех концов России анархистов. На сегодняшние «политические посиделки» собрались в «резиденции» Махно наиболее доверенные люди, чтобы послушать рассказ московского гостя.
— …Мы решили не подчиняться и оружия не сдавать, как это сделали наши питерские товарищи!
Говоривший, Пётр Аршинов, покосился на бывшего командира питерских отрядов «Чёрное знамя» Иуду Гроссмана, предпочитавшего, впрочем, чтобы его именовали Рощин. Тот лишь ехидно улыбнулся:
— И как разобрался с демаршем товарищ Бокий, когда ему надоело вас уговаривать?
— Чёрт ему товарищ! — в сердцах воскликнул Аршинов. — Подогнал к нашим позициям две артиллерийские батареи, — восемь орудий против наших двух! — под их прикрытием растащил с помощью броневиков баррикаду, а потом натравил на нас «чёрных дьяволов»: красногвардейскую бригаду морской пехоты. Ты их должен хорошо помнить по Эзелю, — обратился Аршинов к Фёдору Щусю.
Тот лишь мрачно кивнул. Воспоминание было не из приятных. Приехал черноморский матрос поддержать балтийских братишек и попал как кур в ощип: всучили ему морпехи Шишко, как активному участнику мятежа на Моонзунде, лопату и заставили до окончания операции «Контр Страйк» строить укрепления. Потом пинком под зад вышибли с флота.
— Так эти черти, — продолжил меж тем Аршинов, — ворвались к нам вообще без оружия, мы от растерянности и стрелять не стали, а в рукопашную мы против них и пяти минут не продержались.
— И что потом? — поинтересовался Рощин.
— А у них теперь одна песня, — вздохнул Аршинов, — вот он знает, — кивнул он на Щуся. — Кто согласен с установками новой власти – шаг вперёд и в общий строй; кто не согласен или в чём таком замаран – «на пра-во!» и шагом марш на штрафные работы.
— А тебя почему отпустили? — не успокаивался Рощин. — Или ты в «согласные» записался?
— Может, мне тебе в морду дать? — угрюмо поинтересовался Аршинов и сделал шаг в сторону Иуды. Тот вскочил и принял оборонительную стойку.