Его чувства поражают меня, как удар в сердце, и боль отдается в ребрах. За то время, что я его знаю, он скрывал свои эмоции глубоко под кожей. Настолько, что временами я задавалась вопросом, что я для него значу. Мысль о чтении его дневника пугает меня больше, чем то что я вообще никогда не узнаю.
— Просто не читай это, пока я не уйду, — говорит он.
— Кое-что из этого дерьма смущает.
Взрыв смеха прорывается сквозь мои слезы, и я подношу его руку к своим губам, целуя тыльную сторону его ладони.
— Я останусь с тобой. До последнего такта. И если ты попытаешься сделать это сам … Я присоединюсь к Дочерям, и ты пожалеешь.
— Дочери. Он вздыхает, перекатывая голову по подушке.
— Ты всегда была упрямым ребенком. Кроме того, я не могу представить тебя и двух секунд в этих нелепых платьях. Его взгляд падает на мое запястье, прежде чем я успеваю прикрыть его.
— Опять жуки?
— Я в порядке. Со мной все будет в порядке.
— Не позволяй этому миру съесть тебя заживо, Рен. Это случится, если ты не будешь держать себя в руках.
— Я обещаю, папа. Еще один поцелуй в его руку, и я улыбаюсь.
— Я принесла тебе подарок. От Джесси.
Он закатывает глаза и отворачивает от меня голову.
— Она неумолима, эта.
— Наверное, не помешало бы один раз пригласить ее на свидание.
— Без сомнения, она бы пристала ко мне. С другой стороны, я бы только разочаровал ее.
— Ты никогда не разочаровываешь.
— То же самое касается и тебя.
Мне кажется, что время, проведенное с ним, утекает у меня между пальцами, и мысль о том, что скоро я останусь совсем одна, отзывается гулкой болью в моей груди.
— Мне страшно.
Он смахивает большим пальцем слезу с моего глаза и сжимает мою руку.
— Чушь собачья. Ты самое храброе существо, которое я когда-либо встречал. Единственная девушка, которая когда-либо спасалась от Калико.
— Из-за тебя.
Его губы сжаты, брови нахмурены от беспокойства.
— Покидай это место, Рен. Тебе здесь будет небезопасно после того, как я уйду.
— Куда бы я пошла?
— Восток. Там есть еще одно сообщество, очень похожее на это. Карта есть в моем дневнике. Когда-то я сам планировал съездить туда.
— До того, как тебя укусили. Из-за меня ты никогда не уходил.
— Я ни о чем не жалею. Он проводит ладонью по всей длине моих волос и баюкает мою голову.
— Когда придет время, ты должна будешь уйти. Ты понимаешь? Иди туда, где ты будешь в безопасности.
— Безопасность — это иллюзия, помнишь?
— Да, ты прав. Но выживание — это реальность.
Глава 26
Жар накрывает мое лицо, и я открываю глаза от ослепительной вспышки света, которая вынуждает меня прикрыть глаза от солнца, заглядывающего сквозь занавеску. Нечеткий, искаженный шум привлекает мое внимание, но более того, на меня обрушиваются воспоминания о прошлой ночи. Я поднимаю голову с пола папиного кабинета, где заснула прошлой ночью, и переворачиваюсь чтобы проверить, как он.
Красное пятно крови пятнает подушку ныне пустого дивана, на котором он заснул.
Я вскакиваю на ноги, навострив уши прислушиваясь к любому движению, пока обыскиваю дом. Все комнаты на верхнем уровне пусты. Кухня. Ванные комнаты.
Грузовик стоит на подъездной дорожке, где я припарковала его прошлой ночью.
Я врываюсь в заднюю дверь, мчусь по сухой грязи к сараю для столбов и обыскиваю его внутри.
Не там.
Выходя из сарая, я оглядываюсь в поисках любого другого места, куда он мог отважиться пойти, и бросаю взгляд на темное пятно в углу бетонной площадки. Он стелется по траве красными струйками, за которыми я следую к ряду из трех деревьев в задней части участка. К его стволу прислонено тело, и я вздыхаю с облегчением, когда подхожу ближе.
— Папа, ты не можешь вот так просто взять и уйти.
Я обхожу дерево, замечая темно-красный ореол крови, в основном испачканный сухим песком.
Мои руки взлетают ко рту, когда я наконец замечаю его.
Моя кровь становится ледяной.
Я не могу дышать.
Прислонившись к дереву, он несет на голове зияющую дыру от пулевого ранения, которая блестит там, где оторвалась плоть, а в его руках холодная сталь преступника. Я опускаюсь перед ним на колени и протягиваю дрожащую руку, чтобы приподнять его подбородок.
Его тело соскальзывает в сторону, и я отшатываюсь от бледного, каменного выражения его лица.
Схватившись за живот, я наклоняюсь вперед, утыкаясь головой в согнутые колени. И я плачу.
Пот покрывает мое тело, пока я сгребаю последний кусочек земли на холмик, рядом с можжевеловым деревом, где я уже установила крест. Я надеваю браслет, который он подарил мне много лет назад, на торчащий кусок дерева и поворачиваю его так, чтобы ЛЮБОВЬ была обращена наружу.
Пока я сижу там мгновение, потирая рукой шрам, оставшийся обнаженным на запястье, мой разум погружается в подавленные воспоминания.
Я открываю глаза и вижу сияние белых стен и мягкое колыхание занавески, сквозь которую луна проливает тусклый свет. Что-то подсказывает мне, что все это неправильно, сон или место, куда люди попадают перед тем, как их осудят. Я поднимаю руку, замечая ярко-красное пятно на ладони и вдоль предплечья. В другой моей руке скальпель.
— Теперь глубже. Голос доносится до меня с другого конца комнаты, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть Рэймонда, стоящего в тени.
— Для Рен.
Осознание просачивается, как пробуждение ото сна. Я смотрю вниз на неглубокий порез вдоль моего предплечья. Лезвие прижато к моей коже, я надавливаю. Слезы наворачиваются на мои глаза, искажая рану, когда металл вгрызается в мою плоть, а за ним тянется пламя.
— Для Рен. Прохладное оцепенение преследует меня, и я роняю скальпель на свою совершенно белую ночную рубашку.
Комната вращается вокруг меня. Быстрее и быстрее. Тошнота скручивается в моем животе, когда я пытаюсь за что-нибудь ухватиться, остановить кружение перед глазами. Все расплывается, кружится, пока мое чувство направления не искажается, и я больше не знаю, где я.
Мир погружается во тьму. Я протягиваю руку.
Все замирает.
Когда я открываю глаза, на меня смотрит мужчина. Темные волосы. Запавшие глаза. Его губы шевелятся, но я его не слышу. В нем есть что-то знакомое, чего я не могу точно определить, но я уверена, что видела его раньше.
Он поднимает меня с кровати и прижимает к своей груди. Отдаленный звук перекрывает пульсацию крови в моих ушах. Тук-тук. Тук-тук. Стук.
Его сердце бьется в ровном ритме.
Я поднимаю взгляд и вижу слезы в его глазах, когда он несет меня через комнату. Его движения неистовые. Мои медленные.
— Кто ты? Звук моего голоса хрупкий и сухой.
— Джозеф, — говорит он и смотрит на меня сверху вниз.
— Твой папа.
Он не был моим настоящим отцом, но все равно оставался отцом.
И это то место, где я пришла к пониманию того, сколь многим он был готов пожертвовать ради меня.
Кладя руку на его могилу, я склоняю голову, позволяя еще одной слезе скатиться по моей щеке. Так много людей упало за последние несколько часов, я удивлена, что еще что-то осталось.
— Я поймаю тебя с другой стороны, — шепчу я и выпрямляюсь, чтобы встать.
Я лежу за окном своей спальни, положив папин дневник рядом с собой, не решаясь открыть его. Когда-нибудь я его прочитаю, но пока это маленькая частичка его, которую я могу забрать с собой. Его голос, застрявший за резинками, которые закрывают ее. Я переворачиваюсь на кровати и открываю ящик ночного столика, моя рука нависает над блокнотом, спрятанным внутри.
Прошло много лет с тех пор, как я открывала его, но сердце не может выдержать столько боли сразу, и в данный момент оно переполнено потерей папы. Итак, я вытаскиваю тетрадь, заменяя ее дневником. Открываю ее и вижу страницы уроков с Шестым. Каракули, на которые когда-то было так мучительно смотреть, что мне пришлось спрятать блокнот подальше, где он пролежал забытым долгие годы.