Холодная сталь касается моего горла.
Я поднимаю взгляд на охранника, чьи глаза темные, почти черные, а шрамы на его лице в сочетании с хмурым выражением лица говорят мне, что он не мягкий и не добрый. Его голова выбрита налысо и покрыта татуировками. Он стягивает маску, обнажая губу, изуродованную глубокими порезами. Идеальное расстояние между ними заставляет меня задуматься, не сам ли он нанес их туда.
Другой самец появляется из ниоткуда, резко останавливается передо мной и Скарбоем и отталкивает его с дороги. Присев на корточки передо мной, он уже сдернул маску со своего лица, показывая густую щетину и пару зеленых глаз, которые скользят взад-вперед по моим. Он гладит мою рубашку, мои брюки, и когда он обхватывает меня между бедер, я напрягаю мышцы и стискиваю зубы.
— Эй! Я рычу, хлопая себя по коленям.
Лезвие снова добирается до моего горла, поднимая мой подбородок в воздух, и, нахмурившись, байкер отталкивается от меня и продолжает путь через ту же дверь, в которую Ригс вошел мгновением раньше.
И снова Скарбой проявляет мимолетный интерес, оглядывая меня с ног до головы, прежде чем прижаться спиной к стене.
— Ты что, блядь, спятил? Крик исходит от голоса, отличного от голоса Рига, с другой стороны двери. — У нее могла быть чертова бомба. Ты никогда не приносишь их просто так, не обыскав, Ригс! Черт!
— Она для Риса. Пришла с другой стороны стены.
— Другая сторона? Нотка интриги в голосе, в котором несколько секунд назад звучал яд, заставляет меня стиснуть зубы.
Что, черт возьми, это значит для этих людей, когда я уже предложила Ригсу свои припасы по другую сторону стены.
Возможно, разменная монета.
И я чертовски хороша в заключении сделок.
Маленькие мальчик и девочка, возможно, лет пяти, входят в пещеру, и я оглядываюсь на Скарбоя, ожидая, что он обрушит на них свой нечестивый ад.
Он этого не делает.
Дети опускаются передо мной на колени, их глаза блуждают, оценивая, и я крепче сжимаю книгу. Мальчик тянется за прядью моих волос и подносит ее к своему носу, нюхая. Девушка дергает за одну из кожаных завязок на моей рубашке, затем открывает ее, чтобы заглянуть внутрь.
Я отталкиваю ее, но парень проводит пальцами по моему колье и дергает за брелок.
— Остановись!
Дети за стеной тоже издевались надо мной подобным образом, но разница в том, что тогда я не сидела за чьей-то дверью, готовясь к сексуальному рабству. Я нахожу их любопытство раздражающим, пока моя голова в этом месте.
Дверь распахивается, и Ригс прогоняет детей, прежде чем потянуть меня встать. Легким толчком он ведет меня через дверь в тускло освещенную пещеру.
Мерцающие бра отбрасывают танцующие тени на камень, и каким-то образом температура внутри упала, накрывая мою кожу холодным одеялом. На стене передо мной нарисован огромный череп с глубоко посаженными черными глазницами и отсутствующей челюстью. У подножия стены ровными рядами выложены черепа, каждый примерно одинакового размера, у одних зубы прямые, у других кривые. Два других черепа сидят, прислоненные к металлическим столбам, в каком-то нездоровом виде, и только тогда до меня доходит, что все они настоящие.
Каждый череп — это отнятая жизнь.
Рядом с ними стоит кровать, покрытая тускло-черным покрывалом, под люстрой, как будто прямо с виллы в компаунде. Красивая, но странная в этом месте. Большая коричневая львиная шкура расстелена на полу, которая состоит из квадратных вырезов того, что когда-то было кирпичом, а теперь покрыто щебнем и пылью.
Плач, который я слышала раньше, привлекает мое внимание к другому концу комнаты.
Справа скудно одетая женщина лежит, корчась на полу, ее костлявый зад задран в воздух. Она кричит, как от боли, и я не осознаю, что сжимаю руку Рика, пока он не наклоняется и не шепчет: —Пейотный трип.
Я знакома с пейотом как с лекарственным растением, которое папа иногда предлагал во время болезненных родов в Шолене, но эта женщина явно приняла слишком много. Ее тело долговязое и костлявое, края ее грудей маленькими пиками выделяются на фоне ее в остальном плоской груди. Она царапает и царапает когтями землю, ее слишком худое тело опирается на колени, и мне интересно, приняла ли она наркотик от боли или от удовольствия.
— Старине Рису нравится смотреть, как они извиваются, как червяк на крючке, — добавляет Ригс.
— Женщины всегда рады услужить. Нравится дразнить его, когда он вот так прикован.
Я поднимаю взгляд на мужчин.
В одном я узнаю придурка, который обхватил меня снаружи.
Другой сидит, скрытый в тени, его ноги раскинуты, лицо закрыто маской.
Как и другие байкеры, он носит кожаный жилет с разрезами на рукавах, и я вижу выступающие бугры мышц. В отличие от снаряжения, его снаряжение заработано тяжелым трудом и соединено толстыми руками, которые покоятся на его согнутых коленях. Мышцы, сокрушающие кости.
Он наклоняется вперед, когда я приближаюсь, и я замечаю поразительную синеву его глаз. Они выделяются на фоне бронзового оттенка его кожи и темных волос, убранных с лица. Он поднимает руки, связанные цепями, которые прикреплены от его запястий к стене. Придурок с прежними цепкими руками разблокирует цепи, и таинственный мужчина сидит, потирая запястья, не сводя с меня пристального взгляда.
— Это Рис. Рис, познакомься со своим новым сексуальным даром. Ригз ударяет себя тыльной стороной ладони по виску. — Черт возьми, я имею в виду наложницу.
Я наклоняюсь к Ригсу, не сводя глаз с большого парня.
— Почему ты держишь его на цепи?
— Видишь эти черепа, милая? Он их не выкапывал. У него бывают моменты, которые мы называем провалами в памяти. Толчок сзади толкает меня вперед, и я бросаю свирепый взгляд через плечо на Ригса.
— Посмотри.
— Прежде чем она сделает еще один шаг, обыщи сучку. Гропи скрещивает руки на груди, расставив ноги.
— Тщательно.
— Чувак, она ничем не пристегнута. Горди держал ее в клетке. Уверен, что его придурок-братец уже запустил в нее свои пальцы.
Я хмурюсь на это и толкаю его локтем в бок.
— Обыщи ее.
Другой мужчина, Рис, тихо сидит, наблюдая из тени. Не говоря ни слова. Его присутствие нервирует и интригует одновременно. Как зверь, спокойно рассчитывающий идеальный момент для удара, и я задаюсь вопросом, не должна ли эта взбалмошная цыпочка, извивающаяся перед ним, как дразнилка, стать моим новым выступлением в этой адской дыре.
— Извини, дорогая. Нужно сделать быстрый поиск. Около месяца назад к нам в лагерь пришла молодая девушка, взорвала все наше барахло и двух наших мужчин. Чистые и здоровые самки — это красный флаг в этих краях.
— Ей не нужен гребаный урок истории.
— Ей не помешало бы поздороваться, прежде чем я займусь этим дерьмом, — бросает Ригс через плечо, явно раздраженный, прежде чем снова переключить свое внимание на меня.
— Вытяни руки.
В комнате становится тихо, за исключением Триппи, который стонет в углу, бормоча что-то о духах мертвых.
Нахмурившись, я позволяю Ригсу обыскать меня и, приподняв мои губы, открываю рот. Он достает фонарик со своего бока и заглядывает мне в горло. Исследует мой нос.
— Какое отношение к чему-либо имеют мои нос и рот?
— Бомба, которую она несла, не была пристегнута снаружи, детка.
— Где это было?
Он засовывает руки мне в штаны, и мне приходится схватить его за локоть, чтобы не упасть назад.
— Что за черт! Я визжу, когда он засовывает пальцы внутрь меня, мои ногти впиваются в его плоть. Я хочу ударить ублюдка, но мое тело сковано состоянием шока.
Через несколько секунд он снимает их и качает головой.
— Чистая. И крепче, чем комариная задница, натянутая на дождевую бочку. С ужасом я наблюдаю, как он засовывает пальцы в рот, прежде чем вытереть их о джинсы.
— Тоже сладкая.
Я бью кулаками в грудь Ригса, отбрасывая его на шаг назад.
— Ты когда-нибудь еще раз прикоснешься ко мне вот так и— Движение в уголке моего глаза крадет мое внимание, заглушая мои мысли.