Однако меня беспокоит не то, что я наблюдала, как Иван умирает жестокой смертью. Он совершил более отвратительные преступления по отношению к другим, и по общему мнению, вероятно заслуживал худшей участи, чем эта.
Я хочу сказать, что все дело было в выражении лица Риса. Никаких эмоций. Никаких колебаний. Никакого контроля.
Это действительно то, о чем я должна спрашивать прямо сейчас, о чем спрашивал бы нормальный человек. В конце концов, я уже испытывала муки его хватки раньше, ожидая, когда смерть заберет меня.
Однако, по какой-то причине, он остановился на мне. Он минуту боролся за свой контроль, но остановился.
Я хотела бы, чтобы мой конфликт имел какое-либо отношение к страху, что он возможно, сделает то же самое со мной во время одного из своих отключений, но это не так.
Я не боюсь Риса. Я никогда не боялась. Даже сейчас, когда увидела его жестокость из первых рук.
И это то, что пугает меня больше всего. Если бы я ничего не сказала об Иване, возможно его бы пощадили, но небольшая часть меня не приняла бы такую несправедливость. Я знаю это. Вот почему я рассказала Рису свой самый темный секрет, тот, который я поклялась никогда никому не рассказывать. Темная сторона моего разума желала этого, и признавшись в своей боли, я отправила Риса на миссию мести.
Потому что я больна. И он тоже. Мы идеальная, запутанная пара, обреченная на боль, подобную печальной трагедии.
Мотылек, влюбившийся в пламя.
Он жнец, а я его ученик.
Возможно, старуха была права. Возможно, я ведьма. Возможно, зло Калико которое когда-то просочилось в мои кости, пробудилось. То, что я ничего не чувствую к Ивану, является доказательством того, что моя кожа онемела, а сердце стало таким же холодным, как жажда мести, которая течет в моей крови.
Та же месть, что руководила руками Риса, пожинающего плоды.
Хруст гравия звучит под его шагами взад-вперед. Это прекращается. Прерывистый вдох и стон. Наступает тишина.
Кровать прогибается, и я зажмуриваю глаза, сворачиваясь в тугой комочек подальше от него.
Я внутренне вздрагиваю от прикосновения его рук к краю моего тела и короткой пряди его волос, которая впивается мне в позвоночник. Он осыпает поцелуями мою кожу, его руки дрожат на мне, такие мягкие, как шепот, танцующий над поверхностью.
— Прости. Мне так жаль. Его тихий голос едва различим, но я чувствую, как его извинения обдают жаром его дыхания мою спину.
Я закрываю глаза, позволяя слезам капать на хлопковую подушку, когда правда всплывает на поверхность над хаосом в моей голове.
Я влюбилась в монстра.
И, возможно, он тоже.
Глава 39
Леа садится, втыкает палку в грязь, и я плюхаюсь рядом с ней.
— Без Кранка это не то же самое, — говорит она, отбрасывая палочку.
Я хотела бы, чтобы его смерть была единственной вещью, о которой я думаю, но это не так.
— Трудно пережить выстрел в бедро. Я знала, что в тот момент, когда они уложили его, он не выживет.
Ее брови сводятся, и она кивает.
— Я знаю. Нет смысла хандрить из-за этого. Слишком много работы предстоит сделать.
— Куда делся Рис? Спрашиваю я, не отрывая взгляда от туннеля напротив нас, где Рэтчет без особого энтузиазма стоит на страже, вырезая палку своим клинком.
— Зачистка. Один из солдат прошлой ночью вырвался на свободу. Сбежал. Они думают, что его мог достать Рейтер.
— Леа? Я не дура. Я видела, что с ним случилось. Я поворачиваюсь и вижу, как она отводит свой пристальный взгляд от моего.
— Где Дамиан? Другой охранник?
— Все еще связан.
— Да. Ты думаешь, один из них сбежал бы без другого? Я предполагаю, что нет. Я поднимаюсь на ноги, и она хватает меня за руку.
— Куда ты идешь?
— Чтобы заключить сделку. Ту, которую я надеюсь, положит конец всему этому. Я вырываю у нее руку и шагаю ко входу в туннель.
Бросив резьбу, Рэтчет встает, загораживая мне проход, и я бросаю взгляд на Ред. По ее кивку он отходит в сторону, и я снова соскальзываю в темную кроличью нору.
Из-за закрытой двери доносятся всхлипы, и я вхожу в комнату, которая, должно быть, служила кухней во времена расцвета отеля. В другом конце комнаты Дэмиан привязан голым к большой железной конструкции, которая выглядит как старая дровяная печь. Униформа черного легиона лежала кучей, вне пределов его досягаемости, вместе с их пистолетами, рациями и масками. Лужи высыхающей крови разбросаны по полу, просачиваясь в толстый слой грязи, покрывающий камень под ним. Лицо Дамиана едва узнаваемо, окровавленное и избитое.
— Какого хрена? Он наклоняет голову, когда я приближаюсь, и когда я приседаю перед ним, он отползает от меня.
— Держись подальше! Д-д-не прикасайся ко мне!
— Я не собираюсь прикасаться к тебе, Дамиан. Я здесь, чтобы поговорить.
То немногое, что я могу разобрать по его глазам, это настороженность, бегающая взад-вперед.
— Просто… убей меня. Пожалуйста.
— Нет. Я не убиваю тебя, и никто не собирается тебя трогать.
— Он вернется! Он возвращается! Он… х-х-он гребаный… монстр! Демон из ада!
— Иван делал гораздо хуже, и ты это знаешь.
Дамиан смотрит в ответ с недоверчивым выражением на лице, которое становится мрачным.
— Он содрал с него кожу. У меня на глазах. Пожалуйста, отпусти меня. Просто позволь мне уйти. Я никому не скажу, что ты здесь. Просто позволь мне уйти.
— Я не могу. Я поговорю с ним. Он пощадит тебя.
— Он, блядь, содрал с него кожу! И он заставил меня съесть его сердце! Больной ублюдок!
Такое чувство, будто я проглатываю камень, когда я подавляю чувство вины за то, что видела, как кулак Риса пробивает грудь Ивана, и этот тошнотворный треск кости, который всегда будет преследовать меня.
— Дамиан, послушай меня.
— Вы все — кучка больных ублюдков!
— Я поговорю с ним. Никто не причинит тебе вреда, я обещаю.
— Я надеюсь, что каждый из вас, ублюдки, сгорит! Я надеюсь, что Легион найдет вас всех и сожжет заживо! Вы извращенные ублюдки! Из-за хриплого влажного кашля на его губе появляется капелька крови, и он бросается вперед в сильном, судорожном припадке, из-за которого поток красной рвоты выплескивается к моим ногам.
Я поднимаюсь с корточек, отступая от него и побуждений, взывающих ко мне, говорящих мне поступить правильно.
— Я надеюсь, что вы все сгорите! Сгорите!
Я следую по тропинке к тинахе, где Рис сидит на коленях на краю, брызгая водой на лицо. Его рука тянется к кобуре, когда я приближаюсь, и когда он мельком видит меня, он выдыхает и отпускает ее.
— Я все видела.
Стоя ко мне спиной, он пожимает плечами, но не говорит ни слова в ответ, поэтому я продолжаю.
— Я знаю, почему ты это сделал. Это была моя вина. Я сделала это с тобой. Точно так же, как я заставила тебя убить всех тех людей, с черепами у которых ты сейчас спишь.
Его голова откидывается в сторону. — Он причинил тебе боль. Поэтому я причинил боль ему.
— И он это заслужил. Но это не ты. Это не те Шестой, которого я помню.
— Я уже говорил тебе, что я не тот мальчик, которого ты знала. Ты не позволяешь своим врагам разгуливать по этому миру, если не планируешь встретиться с ними дважды.
— Я хочу, чтобы ты отпустил Дамиана.
— Чтобы он мог вернуться в Легион и рассказать им, что я сделал? Точно сказать им, где нас найти? Он снова обращает внимание на воду и зачерпывает пригоршню на ладони.
— Ты сумасшедшая, — говорит он, брызгая им себе на лицо.
— Он назвал тебя монстром. Он думает, что ты какой-то демон пустыни. Они просто подумают, что он бредит. Вам не обязательно отсылать его с рацией и пакетом медицинской помощи. Оставьте его на милость пустыни. Он все равно никогда не выживет. Он не из тех, кто выживает.
Он качает головой, но я вижу задумчивость в его глазах, поэтому продолжаю.