Потому что он, вполне возможно, прав.
Я знаю, что разозлилась. Знаю, что хотела навредить Каслу, и плевать на остальное. В момент ярости, я действительно, серьезно хотела этого. Я не знаю, что случилось бы, если бы Кенджи вовремя не подоспел и не осадил меня. Я не знаю, понятия не имею. Я даже не понимаю, на что я способна.
Ну, сколько раз, слышу я шепот в своей голове, сколько еще раз ты будешь извиняться за то, какая ты есть?
Я слышу, как вздыхает Кенджи, ерзает на стуле, но даже не осмеливаюсь поднять на него глаза.
- Я должен был спросить, Джульетта, - голос Кенджи звучит неловко. - Мне жаль, что довел тебя до слез, но я не сожалею о своем вопросе. Это моя работа, постоянно думать о нашей безопасности, - и это значит, что мне приходится следить за всем и вся. Никто не знает, что еще ты можешь натворить. Даже ты сама. Но ты продолжаешь вести себя так, будто твои способности – это мелкий пустяк, и они ни на что не повлияют. Тебе пора прекратить притворяться, что ты не опасна.
Я резко вскидываю глаза. - Но я не... я н-не пытаюсь кому-то навредить...
- Это не имеет никакого значения, - отвечает он, поднимаясь. - Добрые намерения похвальны, но они не меняют факты. Тыопасна. Черт, ты страшно опасна. Больше, чем я или кто-либо еще отсюда. Так что не проси меня вести себя так, будто это знание само по себе не представляет для нас никакой угрозы. Если ты все еще хочешь остаться здесь, - продолжает он, - придется научиться контролировать свои силы, сдерживать себя. Придется смириться с тем, кто ты есть, и понять, как с этим жить. Как и все мы.
Три удара в дверь.
Кенджи все смотрит на меня. Ждет.
- Хорошо, - шепчу я.
- И вам с Кентом придется разобраться в своих отношениях, и как можно скорее, - добавляет он в тот момент, когда в комнату заходят Соня с Сарой. - У меня нет ни времени, ни сил, ни интереса отвлекаться на ваши проблемы. Мне нравится иногда сидеть с вами за одним столом, потому что, давай посмотрим правде в глаза, - он пожимает плечами, - мир снаружи катится к чертям, и, думаю, если меня застрелят прежде, чем мне стукнет двадцать пять, мне хотелось бы иметь воспоминания о том, что значит улыбаться. Но не нужно делать из меня клоуна или вашу няньку. К концу дня я хочу точно знать, наладили вы свои отношения с Кентом или нет. В этом месте нам приходится заботиться о миллионах вещей, и ваши любовные перипетии значат меньше, чем ничего. – он прерывается. - Все ясно?
Я киваю, не доверяя своему языка.
- Так ты с нами? - спрашивает он.
Снова киваю.
- Хочу, чтобы ты произнесла это. Если ты с нами, то целиком и полностью. Больше никаких сожалений насчет себя. Никакого сидения дни напролет в тренировочном зале, стенаний о том, что не можешь расколоть железную трубу...
- Как ты уз...
- Ты с нами?
- С вами, - говорю ему. - С вами. Обещаю.
Он глубоко вздыхает. Проводит рукой по волосам. - Отлично. Жди меня у обеденного зала завтра в шесть утра.
- Но моя рука...
Он отмахивается. - Ерунда. Ты будешь в порядке. Ты даже ничего не сломала. Повредила костяшки пальцев, слегка перевозбудилась и в течение трех дней отсыпалась. Я бы не назвал это травмой, - говорит он. - Я называю это чертовыми каникулами. - Он прерывается, что-то обдумывая. - Ты даже не представляешь, сколько прошло времени с тех пор, как у меня были каникулы...
- Но, разве мы не тренируемся? - прерываю его. - Я же не могу чем-то заниматься, если моя рука повреждена?
- Поверь, - вскидывается он. - Ты будешь в порядке. Все… будет происходить немного по-другому.
Я смотрю на него, ожидая.
- Можешь считать это официальным приглашением в Омега Поинт, - говорит он.
- Но...
- Завтра. В шесть утра.
Я открываю рот, чтобы задать еще один вопрос, но он прижимает палец к губам, салютует и идет на выход, в то время как Соня с Сарой приближаются к моей кровати.
Я наблюдаю, как он кивает им обеим на прощание, разворачивается на одной ноге и делает шаг за дверь.
В шесть утра.
Глава 11
Я бросаю беглый взгляд на настенные часы. Сейчас только два часа пополудни.
Это значит, что до шести утра еще шестнадцать часов.
А это значит, что у меня еще много свободного времени.
И это значит, что нужно одеться и выбраться отсюда.
И еще очень нужно поговорить с Адамом.
- Джульетта?
Выскочив из своих мыслей, я возвращаюсь в реальность и замечаю Соню с Сарой, пристально смотрящих на меня. – Может, тебе что-то нужно? - спрашивают они. - Ты хорошо себя чувствуешь, чтобы встать с кровати?
Я перевожу взгляд с одной пары глаз на другую. Я не могу ответить на их вопросы, потому что в глубине души ощущаю сокрушительное чувство стыда и невольно возвращаюсь к прежней версии себя. Маленькая испуганная девочка, которая хочет свернуться в комочек и исчезнуть, чтобы ее больше никогда не смогли найти.
И я повторяю без умолку: - Простите, мне так жаль, простите за все, за все эти неприятности, за весь ущерб, честное слово, мне очень, очень жаль…
Я слышу, как я говорю и говорю и говорю и не могу заставить себя остановиться.
Как будто в моем мозгу сломалась кнопка, как будто я заразилась болезнью, которая заставляет меня извиняться за все, за то, что я существую, за то, что пожелала большего, чем мне могли дать, и никак не могу остановиться.
Вот, что я постоянно делаю.
Я всегда извиняюсь. Вечно прошу прощения. За то, кто я есть, и кем я никогда не хотела быть, за это тело, с которым я родилась, за ДНК, которое не просила, и за то, что не могу быть другой. Все свои семнадцать лет я пыталась быть другой. Каждый божий день. Пыталась быть кем-то другим для кого-то другого.
Это стало обыденной вещью.
Но затем я осознаю, что со мной говорят.
- Тебе не за что извиняться…
- Пожалуйста, все в порядке…
Они обе пытаются говорить со мной, но Сара стоит ближе, и когда я встречаюсь с ней взглядом, то удивляюсь мягкости в ее глазах. Добрые, нежные, улыбающиеся глаза. Она садится на правую сторону моей кровати. Надев латексную перчатку, поглаживает мою незащищенную руку, не боясь, не колеблясь. Соня стоит рядом с ней, глядит на меня с беспокойством, будто печалится обо мне. Но мое внимание уже отвлечено другим. Я чувствую, как комнату наполняет аромат жасмина, как и в первый раз, когда я зашла сюда. Когда мы только прибыли в Омега Поинт. Когда Адам был ранен; и умирал.