— А то я сам не догадался, — ответил он сухо.
Она рассмеялась, и это был мелодичный звук.
Это был тот смех, который он хотел бы услышать от Виктории, как минимум, однажды. Скоро, подумал он с тоской, и почувствовал огромную вину. Виктория была совершенной, такой как есть. Она была умной, преданной, понимала его и его прошлое, не осуждала и принимала. И он был не против поработать над ее красивыми улыбками. Ему даже нравилось это делать. Он гордился и волновался, когда выигрывал одну. Кроме того, она имела право быть счастливой каждый день, а сейчас он, возможно, заставлял ее быть несчастной.
По крайней мере, он вроде как надеялся, что заставлял.
Еще большее чувство вины затопило его. Ему не стоит желать ее ревности, но он куда больше предпочел бы ревность безразличию, которое она выказала ему в вампирском особняке.
— Ты не собираешься пригласить меня внутрь? — спросила Стефани.
Он бросил взгляд через плечо. Шеннон все еще стоял у порога с заинтересованным выражением лица. Томас все еще бился в невидимую стену.
— Вообще-то, — произнес он, поворачиваясь обратно к ней, — я присоединюсь к тебе снаружи. — Все равно он должен был встретиться с Райли, Викторией и Мэри Энн в лесу. Через… два часа, подсчитал он, бросив взгляд на часы. Довольно нескоро. Не то что бы ему не нравилась Стефани, но ему было некомфортно в этой ситуации. — Шеннон, — начал он, и его тут же оборвали.
— Да, я з-знаю, что делать. Иди. Я тебя прикрою.
— Спасибо.
Когда Эйден вложил клинки в ножны на лодыжках, Стефани произнесла:
— Не забудь свое кольцо.
А, да. Кольцо Влада. Он вытащил опал из ящика, в который положил его после возвращения из особняка вампиров, водрузил металл на место и вылез наружу. Боже, как холодно. Настолько холодно, что всякий раз, когда он выдыхал, у лица образовывался пар.
Они зашагали плечом к плечу к лесу, но перед самым входом в лес Стефани схватила его за руку, останавливая.
— Там гоблины и оборотни. — Как раз когда она заговорила, в воздухе послышался вой, который быстро сменился пронзительным визгом — звуком, который не смог бы издать ни один человек. Он поежился.
— Куда пойдем? — спросил он.
— Мы собираемся быть романтиками, нести полный вздор и сидеть здесь под звездами. Знаешь, мне нужно отчитаться, поэтому придется создать видимость. — Усмехнувшись, она махнула рукой, указывая на его ноги. — Взгляни.
Посмотрев вниз, он увидел разостланное черное одеяло, мягкое как бархат. Так. Они, в самом деле, собирались «быть романтиками и нести полный вздор». Со вздохом Эйден плюхнулся вниз и растянулся, уставившись в небо. Звезды мерцали, как бриллианты.
Стефани легла рядом с ним.
— О чем ты хочешь поговорить?
«Держу пари, она мягкая», — произнес Калеб.
«Из-за тебя у нас будут неприятности», — рявкнул Элайджа.
— Я хочу поговорить о Виктории.
Она фыркнула.
— Я в шоке. Серьезно. Ладно, что ты хочешь знать?
— Ты не против, что мы с ней встречаемся?
— Почему бы нет? Ты симпатичный.
На удивление, комплимент.
— Да, но другая твоя сестра ненавидит меня.
— Действительно, ненавидит. Как сыпь.
Он улыбнулся, просто не мог с собой ничего поделать.
— Спасибо, что щадишь мои чувства.
— Пожалуйста.
— Ты… другая, — произнес он. Сцепил руки под головой в надежде согреть их. — Не такая, как остальные.
— Я знаю. Разве это не прекрасно? — спросила она, подтолкнув его плечом. От нее исходило тепло, окутывая его.
Его улыбка стала шире.
— Виктория говорит, раньше ты сбегала.
— Ага. При каждом удобном случае.
— Ты не боялась отца?
— Конечно, боялась. Мы все боялись. Он верил, что обучение возможно только через наказание, этот человек лишь для того все делал, чтобы создать из нас несокрушимую армию, которой он сильно желал будучи человеком. А Лорен была его любимицей, его главной заботой. Как-никак она воин до мозга костей, поэтому большая часть его внимания была направлена на нее. Я же, я была слишком… не заинтересована, полагаю, это подходящее слово, но он хотел, чтобы моя мать была счастлива. Женщины были его слабостью, не то что бы он когда-нибудь говорил подобное вслух. Он не допускал слабостей. В общем, он умыл руки, когда дело коснулось меня, даже не дал мне в стражи волка и оставил меня заботам любящей матери.
Она так говорила, будто ее не волновало бегство отца, будто этот человек сделал ей одолжение.
— А что насчет Виктории?
— Что насчет нее?
— Он не умыл руки в отношении нее?
— У нас были разные матери, и он не пытался осчастливить ее мать. Так что нет, не умывал. — Стефани перекатилась набок и посмотрела на него, подперев щеку рукой. — Он давил на нее, чтобы она стала следующей Лорен. Если она смеялась, ее давили. Если она не соглашалась с ним, ее что? Давили.
И неудивительно, что Виктория так серьезна. Теперь понятно, почему она редко расслаблялась. Эйден неожиданно даже обрадовался, что этот человек мертв.
Что-то в этой мысли обеспокоило его, отчего волосы на затылке дыбом встали, и заболела голова. Всякий раз, когда он думал о Владе, он чувствовал это. Почему?
— Так что ты готовишь нам? — спросила Стефани. — Всем вампирам?
— Найти вам нового короля, — честно признался он. — А до тех пор, не знаю.
Ее глаза раскрылись шире, лицо выражало чистое замешательство.
— Ты не хочешь быть королем? Серьезно?
— Серьезно.
— Это просто… хочу сказать, ого. Кто не хочет править лучшими вампирами на земле?
— Я.
Она лопнула пузырь.
— Полагаю, это мудро. Я имею в виду, ты всего лишь человек. Но, в то же время, если ты доживешь до своей коронации, у меня есть несколько предложений.
— Погоди. Напомни мне, когда состоится коронация.
— Через двенадцать дней, друг мой. Двенадцать долгих-долгих дней.
Долгих? Когда время утекало так беспощадно быстро, что он едва замечал его? Все равно. Как только он разберется с ведьмами, у него будет… примерно неделя, чтобы найти себе замену. Он надеялся, что это выполнимо.
— Но пока ты главный, и твое слово все еще закон. Так ты выслушаешь мои предложения или нет?
— Давай послушаю.
— Во-первых, больше никаких черных мантий. Ты не рассердился, когда я сбросила свою мантию, ничего не сказал об отсутствии приличной одежды, и я благодарна тебе за это. В общем, нам нужны цвета. Много-много цветов. Не только мне, но и всем остальным. Только остальные слишком боятся нарваться на наказание, чтобы обратиться без поддержки.
— Цвета. Будет сделано. — Он знал, что Виктория тайно любила розовый.
Стефани хлопнула в ладоши.
— Превосходно. Я разнесу весть по возвращении. Теперь второе предложение. — Раздался еще один пронзительный визг, уже ближе, и Эйден сел. Села и Стефани. — Эм, может, мы перенесем наше одеяло поближе к ранчо.
Третий визг отозвался эхом совсем близко. Они вскочили на ноги, Эйден схватил свои кинжалы. На расстоянии нескольких шагов зашуршали ветки и листья. Он заслонил собой Стефани. Из чащи прорвался маленький обезображенный человек, направляясь прямо к Эйдену, будто притянутый невидимой веревкой.
— Гоблин, — вскрикнула Стефани.
Значит, не человек. Обезображенное существо доходило ростом Эйдену до коленных чашечек. У него были заостренные уши, желтая кожа и глаза, горящие красным огнем. Что хуже, его зубы были похожи на заточенные сабли. И хотя гоблин был одет, материал был порезан на ленточки, открывая зияющую дыру в том месте, где должно было находиться его сердце.
Великолепно. Не просто гоблин, а мертвый гоблин.
— Джулиан, — пробормотал Эйден. Если душа находилась поблизости от мертвого тела, тело восставало. Всегда. И тогда, конечно же, этот новый пробужденный труп нападал на Эйдена и всегда жаждал его плоти.