Райли словно обезумел. Мэри Энн никогда не видела его таким расстроенным. Новый король (был ли Эйден королем теперь, когда объявился Влад?) и принцесса были в опасности, а он не защитил их. По крайней мере, они с братьями чувствовали притяжение Эйдена. То есть, пока Мэри Энн не было рядом. Когда она с ними, а рядом Райли, они чувствовали притяжение, но оно отчасти приглушалось. Так что сейчас они выслеживали Эйдена — без нее.
Мэри Энн хотела в это время поискать Викторию, но быстро отбросила эту мысль. С чего бы ей начать? Она не могла одна направиться в особняк вампиров. Ей по силам было просто прокатиться по городу, но это не дало бы никаких результатов.
И вот она здесь, дома. Райли привез ее и быстро, рассеянно поцеловав, отставил одну. Последний час она провела с папулей, как того и хотела, обняла и сказала, как сильно его любит. Он смеялся и шутил, казалось, они вернулись в те дни, когда она еще не знала о своей матери. Вуду-голос Виктории чудесно сработал, потому что он ни разу не спросил ее, где она была.
Но с каждой минутой она становилась все беспокойней. Что с Эйденом? Что с Райли и Викторией? Эта ночь была последней в ее жизни?
— Тебя опять здесь нет, — произнес отец с терпеливой усмешкой.
Они играли в карты на кухне за столом. В войну, как это ни странно. Она кинула взгляд на свою колоду, выбрала карту и перевернула. Восьмерка червей. У папы была бубновая тройка, поэтому она забрала карты себе.
— Хочешь рассказать, что у тебя в голове?
— Все нормально, — солгала она. Она ненавидела саму необходимость, но не поддалась. Он не верил в паранормальные явления, даже когда доказательство их существования было у него прямо под носом, а она была не в настроении спорить. Или терпеть сеанс терапии.
— Проблемы с Райли? — продолжил он настойчиво.
Райли, милый Райли. Парень, с которым она будет еще один день, а после никогда не заговорит. На этой мысли сердце екнуло в груди.
— Пап, что делать, когда знаешь, что не подходишь человеку, которого любишь?
Он мельком глянул на нее, потом вздохнул и отложил карты. Оперся локтями на стол и внимательно посмотрел на нее.
— Я и не знал, что вы с Райли уже дошли до стадии «я люблю тебя».
Щеки запылали.
— Мы еще не говорили этого друг другу.
Он немного расслабился.
— Почему же он не подходит тебе, конфетка? — Нежно заданный вопрос.
Она неловко заерзала на месте. Не могла же она сказать ему, что все было наоборот. Что это она не подходила Райли. Он не поверит ей.
— А что бы ты сказал пациентке, которая задала бы этот вопрос?
Уголки его губ дернулись.
— Я знаю, что ты делаешь. Уклоняешься. И я научил тебя этому. Значит, ты спрашиваешь, что бы я сказал пациентке, которая отказалась бы делиться со мной подробностями?
Она кивнула.
Еще один вздох.
— Я бы посоветовал ей задать себе очень важный вопрос. Вредит ли этот человек ей эмоционально или физически?
Все было наоборот, но ответ был «да». Она тоже отложила свои карты. Значит, она была права, что нужно рвать отношения с Райли. Она будет неправа, если разрешит им возобновиться. Но она не сожалела о своих поступках. У них была одна великолепная ночь, и она могла умереть без сожалений. Почти.
Умереть. Она сглотнула вставший в горле комок.
— Если «да», я всегда советую своим пациентам прекратить отношения. — Он взял ее руку в свои. — Всегда. Мне достать свою двустволку? Что этот парень сотворил?
Она засмеялась.
— Ты ненавидишь ружья, и поэтому у тебя их нет. К тому же, Райли не обижал меня и ничего подобного. Никогда бы не обидел. Он очень заботливый. — И мне нужно защитить его.
— Тогда в чем проблема? Ты можешь сказать мне. Это безопасно.
Она снова засмеялась, на этот раз натянуто.
— С твоими пациентами это сработает, но не со мной. — Потому что она понимала, что она его дочь, и все становилось личным. — В общем, — быстро сменила она тему. — Мне интересно, если бы ты знал, что у тебя остался всего один день жизни, что бы ты хотел сделать?
— Планируешь убить меня?
Ее глаза округлились.
— Будь серьезней.
— У тебя никогда раньше не было склонности к меланхолии, но думаю, смогу подыграть. — Он отпустил ее и прикоснулся пальцем к своему подбородку. — Я бы максимально выгодно застраховал жизнь, убедился, что тебе гарантирован надлежащий уход, а потом провел остаток времени здесь, с тобой.
Глаза наполнились обжигающими слезами.
— Спасибо.
— И хотел бы рассказать тебе кое-какую правду, поскольку усвоил, что от тебя не стоит ничего скрывать.
Ее зацепило единственное слово «скрывать», и она тут же застыла. Паника захлестнула ее, и сердце пропустило удар.
— Ч-что?
— Я… ну, я встретил кое-кого, — произнес он, и румянец окрасил его щеки.
Ее глаза распахнулись.
— Правда? Кого? Когда? Где? Рассказывай все!
Он засмеялся.
— Так много вопросов и сразу. Да, правда. Я встретил ее вчера в продуктовом магазине. И я, ну… я пригласил ее на свидание.
— Папа!
— Я много лет не был на свидании, но ничего не мог с собой поделать. Она просто такая интеллигентная и, в общем, милая.
Мэри Энн… была рада. Он заслужил счастье. Особенно, если она… если она… нет, она не будет думать об этом. Он просто заслужил счастья.
— Ты опускаешь детали. О чем вы говорили? Какая она? Где вы собираетесь…
В дверь позвонили, и они оба подскочили.
Отец застенчиво улыбнулся.
— Отложим ненадолго этот разговор. Я открою дверь. — Он встал со стула и вышел, пока Мэри Энн собирала карты, поражаясь тому, как разворачивались события. Ее папа и на свидании. О, он ходил на одно или два свидания за все эти годы, но ничего серьезного, и он никогда так не светился. Его интерес всегда был бесстрастным.
Через несколько секунд она услышала женский голос и смех. Смеялся ее папа, и это был такой умилительный звук. Что там происходило?
— Мэри Энн, — позвал он. — Иди сюда, милая.
Она неслышно прошла в гостиную, засунув руки в карманы. Встав в радужной гостиной матери, она вперилась взглядом в отца. Он, как чокнутый, расплылся в улыбке и говорил что-то молодой, великолепной блондинке в белой шелковой блузке и струящейся белой юбке. У нее была безупречная кожа — даже чересчур, совершенные и до боли прекрасные черты лица. Это была таинственная красотка из продуктового магазина?
Мэри Энн прочистила горло.
Папа посмотрел на нее, излучая столько волнения, что пришлось отвести взгляд.
— Мэри Энн, это та женщина, о которой я тебе говорил.
Блондинка приветственно кивнула, не отводя взгляда от отца Мэри Энн. Она гладила его по щеке, как будто он был ее любимым щенком.
— Мэри Энн. Я столько слышала о тебе.
Из одного разговора в магазине? Не будь малодушной. Все хорошо.
— Приятно познакомиться, — произнесла она.
Наконец, гостья повернулась, и Мэри Энн в ужасе задохнулась. Эти широко открытые карие глаза… пылали, выдавая сияющий блеск слишком совершенной кожи. Не человеческой.
Она была феей.
— Оставь моего отца в покое, — грубо отрезала она. — Он ничего не сделал…
— Мэри Энн, — возмутился он, в полном шоке и разочаровании от ее поведения. — Как ты…
— Будь милым, иди в свою комнату, — сказала фея. — И оставайся там, независимо от того, что услышишь.
— Конечно, — ответил он и вышел без всяких слов, поднялся по лестнице и ни разу не обернулся.
Сердце Мэри Энн готово было выскочить из груди. Ей хотелось сбежать, но она осталась. Она защитит своего папу, и неважно, что придется для этого сделать. Правда, нужно признать, ей никогда раньше не приходилось иметь дел с феей. Она знала только то, что говорили ей Райли и Виктория.
Они не гипнотизировали людей голосом, как это делали вампиры, но люди настолько очаровывались ими, что без вопросов подчинялись. Они жаждали власти и более сильные им не нравились. Они были холодными, ледяными внутри, и все же отчаянно нуждались в тепле.