Общеизвестно также существование советской цензуры. Но сколько всякой чепухи говорится и пишется на эту тему! Послушать, так картина представляется такая. Хорошие советские писатели стремятся писать правду в высокохудожественной форме, а плохие власти заставляют их лгать и писать бездарные книжки. Но, увы, эта картина не имеет ничего общего с реальностью. В Советском Союзе десятки тысяч писателей и еще большее число людей так или иначе занято в литературной индустрии. Десятки тысяч не могут быть не то что гениями, но даже талантами. Далее, в писатели отбираются люди определенного типа. Они получают определенное образование и воспитание. Они живут и действуют по общим советским условиям, т.е. по законам больших объединений людей. Они сами образуют социальную советскую структуру с иерархией социальных позиций, с распределением благ в соответствии с рангами и т.п. Они сами суть базисная и, одновременно, высшая власть в своей области. Они — часть партийного идеологического аппарата. Они сами решают, что и как писать, что разрешать и что запрещать печатать. В их среде появляются отдельные талантливые писатели, что тоже есть нормальное явление в любой массе писателей. Но с ними расправляются, прежде всего, сами собратья писатели. Специальные органы власти вступают в в действие лишь тогда, когда писатели своими силами не могут задушить или хотя бы образумить строптивого. А цензура и вообще система обсуждений и редактирования есть благо для тысяч бездарных и часто плохо образованных советских писателей. И осуществляют ее сами же массы писателей.
Я коснулся лишь нескольких аспектов жизни советского общества. А их в реальности — сотни и тысячи. И они в реальности много сложнее. Они взаимосвязаны. Отдельно взятые проблемы кажутся простыми для решения, и люди на Западе удивляются, почему их в Советском Союзе не решают. Но если эти простые сами по себе проблемы взять в связи с другими, то они оказываются практически неразрешимыми. Как свободы, так и отсутствие таковых в коммунистическом обществе не абсолютны. Рамки их более или менее подвижны. Люди меняют места работы, многие ухитряются существовать без работы, меняют место жительства, высказывают свои затаенные мысли, критикуют власти и сам строй, выезжают за границу, печатают книги и т.д. Но на это уходят силы, порою — вся жизнь. Это связано с потерями, риском и даже жизненно серьезными жертвами. И это есть нормальная жизнь общества. Свободы и их ограничения не делаются сами собой. За них идет борьба. Борьба повседневная, во всех местах страны, во всех слоях общества, во всех учреждениях. Но эта борьба ведется не в абстрактных формах борьбы за некие прирожденные права и свободы Человека, каковых в природе вообще нет, а в формах, доступных миллионам граждан общества и дающих какой-то реальный эффект. Нужна целая наука, чтобы описать эти формы. Причем, описать их можно только как часть картины общества в целом, ибо в отрыве от целой картины они будут непонятны. И при выдвижении лозунгов свободы надо принимать во внимание интересы определенных групп людей и их положение в данном обществе, иначе такие лозунги успеха иметь не будут. Для этого надо знать реальную структуру населения данного общества. Запад же совершенно не способен встать на такую позицию. Он упорно рассматривает советское общество в своих бессмысленных понятиях, упорно навязывает ему свои довольно смутные и примитивные представления о свободе и свои неопределенные критерии оценки всего происходящего. Конечно, в Советском Союзе находится довольно много людей, которые поддаются этому влиянию и вовлекаются в такого рода игры по поводу некоей Свободы. Но в целом масса советского народа остается равнодушной. И даже у участников упомянутой игры в Свободу, в конце концов, наступает апатия и разочарование.
В проблеме свободы и несвободы есть еще один аспект, о котором обычно стараются умалчивать, а именно — как и почему миллионы людей принимают свою форму закрепощения. Можно небольшое число людей и на небольшое время обманом и силой заставить принять некоторую форму закрепощения. Но когда речь идет о миллионах людей и их повседневной жизни в ряде поколений, то обманом и насилием ничего не объяснишь. В этом случае проблема «Почему люди закрепощены?» в сущности своей есть проблема «Почему люди предпочитают быть закрепощенными?». В отношении коммунистического общества это обнаруживается с полной очевидностью. Миллионы людей предпочитают коммунистическое рабство потому, что оно изначально и в основе есть соблазн и искушение. Коммунизм сначала несет с собою облегчение жизни и освобождение от многих ограничений прошлого. И лишь на этой основе и затем он несет с собою утяжеление жизни и закрепощение. Но он несет с собою одного рода освобождение и другого рода закрепощение. Он несет освобождение для одних людей и закрепощение для других. И несет он их в такой форме, что люди сразу видят освобождение, и оно им кажется абсолютным, но люди лишь потом ощущают закрепощение, и оно уже кажется им естественным, само собой разумеющимся, неотвратимым. Коммунизм, как показал опыт, не несет с собой всеобщего благополучия и не устраняет всех язв общественной жизни. Но он все же в некоторой мере удовлетворяет великий исторический соблазн людей жить стадно, без тяжкого труда, без постоянных самоограничений, без риска и личной ответственности за делаемое, упрощенно, с гарантированным минимумом жизненных благ. Коммунизм удовлетворяет этот соблазн в очень малой степени. Но этой степени достаточно, чтобы люди согласились на новую форму закрепощения. Коммунистическое рабство есть сделка миллионов простых людей с исторической необходимостью.
Коммунистическое рабство в огромной степени сравнительно с прошлым обществом, расширяет численно круг членов общества, наделенных официальной властью над другими, и дает почти каждому рядовому члену общества крупицу фактической власти над ближними. Это общество до невиданных доселе размеров увеличивает массу власти, наделяя ею и миллионы своих рядовых членов. Наделяет по тем же законам, по каким вообще распределяются блага в этом обществе, — каждому соответственно его социальному положению. Но все же наделяет. Это такое рабство, в котором рабское положение компенсируется возможностью для каждого видеть в окружающих подвластные ему существа, — здесь вместо свободы предлагается возможность лишать свободы других, т.е. соучастие в закрепощении. Не стремление быть свободными, но стремление лишить других людей такого стремления к свободе, — вот какой эрзац свободы предлагается здесь гражданам. А это много легче, чем борьба за то, чтобы не быть рабами.
Быть рабами — это легче и проще, чем не быть ими. Члены коммунистического общества сами осуществляют насилие друг над другом, сами делают своих собратьев рабами и благодаря этому сами становятся рабами других. Они наделены в огромной мере свободой насилия над самим собою, — это форма внутреннего, а не внешнего рабства. Они предпочитают образ жизни, делающий их рабами, — неизбежная плата за этот образ жизни. История ничего не делает задаром.