Москва, 2004
Много шуму из ничего
Хотя перманентное реформаторство стало привычным компонентом жизнедеятельности российской власти, намерение Президента осуществить реформу самой системы власти (можно сказать — самореформу) произвело заметное возбуждение, причем — не только в самой России, но и на Западе. В России все граждане, имеющие возможность публичных высказываний, расценили это намерение как грандиозный перелом и даже как революцию в системе власти страны. На Западе же известные политики и мыслители усмотрели в этом угрозу демократии и даже поворот к советизму. Имеются ли какие-то более или менее серьезные основания в этой реформе для восторгов одних и страхов других?
Насчет страхов на Западе сейчас можно со стопроцентной уверенностью сказать следующее. Чтобы нанести ущерб демократии, нужно иметь эту демократию в наличности или, по крайней мере, устойчивую тенденцию к ее установлению в ближайшем будущем. Но даже самые яростные демократизаторы сейчас открыто говорят, что в России демократии (имеется в виду некая «подлинная» демократия) нет, и вряд ли она появится в ближайшее время. А угрожать тому, чего нет, и что не предвидится, просто невозможно. Это не означает, будто в России происходит некий возврат к советизму. Если бы даже из Вашингтона сейчас приказали российской власти, восстановить советскую систему власти, и дали бы на это кредит, вдвое превышающий те миллионы, которые якобы дал Ленину германский кайзер на социалистическую революцию в 1917 году, ничего из этого не получилось бы, ибо объективные социальные законы и объективные конкретные условия на планете полностью исключают такую возможность для нынешней России. В нынешней России кое-что делается, что создает видимость возврата к советизму. Но это делается не из стремления правителей, вернуться в советской прошлое, а в силу объективных социальных законов формирования и функционирования системы власти как особого социального объекта, имеющих силу для любой достаточно большой системы власти, включая и дореволюционную российскую власть, и демократическую власть западных стран с ее непомерно раздутым в идеологии разделением властей и весьма условной многопартийностью. Напомню читателю, что у самых примитивных племен слово «много» употреблялось , когда число считаемых объектов превышало три. Американцы не тянут даже на этот уровень, а трясутся за судьбу несуществующей российской демократии!
Что касается восторгов российских политиков, политологов и прочих хвалителей (не хулителей, а именно хвалителей, каких, как говорится, не жнут и не сеют, они сами рождаются), то оснований у них для восторгов еще меньше, чем у американского президента оснований для страха за судьбу российской демократии. В чем заключается обсуждаемая здесь реформа? Напомню читателю, она включает в себя три пункта: 1) кандидатов в губернаторы отбирает сам президент и предлагает их на утверждение местным органам выборной власти; 2) депутаты в Думу выбираются только по спискам партий, допущенных к участию в выборах; 3) для надзора за деятельностью органов государственной власти создается особая общественная палата. Чтобы оценить социальную значимость этих явлений власти, надо принимать во внимание, по крайней мере, следующее.
Структурирование, функционирование и эволюция системы власти человеческого объединения (человейника) происходит одновременно во многих различных измерениях (аспектах). Тут надо различать субъективные намерения участников власти и объективные закономерности, не зависящие от воли и сознания этих людей; функции власти как целого в отношении управляемого ею человейника и отношения между различными подразделениями внутри системы власти; отношение власти к человейнику в целом и ее отношения с другими компонентами социальной организации человейника; показной (театральный, виртуальный) аспект власти и ее социальную сущность и т.д. В реальности все эти аспекты перемешаны. Не различаются они и в головах участников власти и масс подвластных граждан. Официально признанной научной теории на этот счет не существует. Более того, создание ее и включение в систему образования фактически запрещено или, по крайней мере, не поощряется. К тому же замыслы власти даже в случае их разумности далеко не всегда реализуемы в наличных конкретных условиях или реализуются в соответствии со знаменитым изречением Черномырдина: «Думали, как лучше, а получилось, как всегда ». Если даже допустить, будто задуманная реформа власти есть образец государственной мудрости, то в нынешних условиях России и в мире изречение Черномырдина имеет в отношении к ней полную силу.
Суть ситуации с рассматриваемой реформой состоит не в том, что она плохая или хорошая вообще, сама по себе, а в том, что она никакая с точки зрения решения тех проблем, о которых с восторгом говорят ее инициаторы и поддерживатели. Определяющим в сложившихся конкретных условиях в мире, в стране и в самой системе власти является не то, как те или иные люди попадают на посты в государственной власти (в губернаторы, в депутаты и др.)» а в условиях и возможностях их функционирования на этих постах, во взаимоотношениях государственной системы с другими компонентами социальной организации страны (с экономикой, с идеологией и т.д.), во взаимоотношениях системы власти в целом с подвластным обществом. Общественная палата, какие бы полномочия ей ни предоставлялись, будучи узаконена, сама становится учреждением государственной власти, нуждающимся в надзоре со стороны каких-то сил, не зависящих от государственной власти. Она лишь увеличит административно-бюрократический аппарат, за которым должна следить наряду с другими уже существующими учреждениями слежки. Короче говоря, деятельность органов государственной власти в результате рассматриваемой реформы в принципе не может измениться существенным образом сравнительно с состоянием до этой реформы, ибо она ограничена рамками социальной организации нынешней России в целом и положением страны в мире.
Сказанное выше не означает, будто рассматриваемая реформа власти вообще бессмысленна. Она представляет интерес с чисто социологической точки зрения, т.е. как явление в процессе формирования и жизнедеятельности постсоветской социальной организации России. Эта организация, как я неоднократно высказывал, представляет собою гибрид остатков со-ветизма, подражания западнизму и реанимации дореволюционного феодализма. В современных условиях в мире и в России в такой социальной организации неизбежна борьба между исполнительной и законодательной властью, в которой доминирует первая, и борьба между государственной властью в целом и властью, вырастающей на основе западнизирующейся экономики, в которой (в этой борьбе) государственность стремится к доминированию, но пока еще не доминирует достаточно ощутимым образом. В свое время в Советском Союзе и в западном мире возникающий в такой ситуации конфликт разрешался путем образования сверхгосударственной власти и, соответственно, сверхэкономической власти (денежного тоталитаризма, по моей терминологии). Как будет протекать эволюционный процесс в России с этой точки зрения, пока трудно сказать категорически. Ситуация такого рода новая. России предстоит и на сей раз, стать новатором исторического творчества. В таком аспекте рассматриваемая реформа власти вполне понятна и правомерна. Но преувеличивать ее значимость и в этом аспекте не стоит. Думаю, что она в большей мере есть явление в показном (виртуальном) аспекте социальной жизни, чем в фундаментальном, сущностном.
Москва, 2004
Как уничтожить коррупцию
Во всем том, что говорится и пишется о коррупции официально и в узаконенных СМИ, полностью игнорируется тот факт, что она является следствием и проявлением объективных социальных законов, не подвластных воле и сознанию как людей в системе власти, так и в массе подвластных. Коррупция рассматривается как зло, осуждаемое морально и юридически. Корни ее усматривают в некой испорченности отдельных представителей власти и отдельных граждан, злоупотребляющих богатством или вынужденных прибегать к взяткам в силу обстоятельств. А между тем коррупция такая же древняя, как власть вообще. Она неистребима, пока существует власть. Она лишь меняет формы и количественные размеры. Изменяются ее функции и социальная роль. Сказанное не есть апологетика коррупции — коррупция действительно есть зло, борьба с ней необходима для выживания человечества и т.п. Сказанное означает лишь то, что серьезное борьба с этим злом в наше время высочайшего развития человечества предполагает объективное научное понимание этого социального явления. А сущность ее в этом аспекте состоит в том, что она есть проявление универсального закона распределения и перераспределения жизненных благ. Согласно этому закону каждый нормальный и активно действующий член общества урывает для себя столько жизненных благ, сколько ему позволяет его социальное положение, причем урывает безнаказанно, в допускаемых обществом рамках или, по крайней мере, с достаточно высокой степенью безнаказанности. Последняя устанавливается опытным путем в конкретных условиях. В принципе, она вычислима. Существуют количественные и качественные границы коррупции, нарушение которых становится опасным для выживания общества.