- Да ну нафиг, - Петренко вырвал руку. - Бате скажу, попляшете у меня. Будете слёзки вытирать...
- Присылай своего отца. У меня завтра методдень, но я специально приду в школу. Обязательно присылай. Посмотрим, кто будет слёзы вытирать... Только...в самом ли деле твой отец такой глупый, чтобы заступиться за тебя, когда ты делаешь гадости. Если он нормальный человек, то он с тобой поговорит, а не со мной.
- Посмотрим...
- Ладно, скажи ему, что я буду завтра ждать. А ко мне в класс придёшь только тогда, когда надумаешь учиться. На посиделки я тебя не пущу. Здесь не клуб.
... На большой перемене директор собрал весь коллектив в учительской и сделал несколько объявлений. Костя тут же пошёл в кабинет математики к своим пятиклассникам . По пути он увлёк за собой несколько человек и послал одного мальчишку во двор школы за другими. Когда класс собрался, он сказал:
- Завтра будут похороны Виктории Александровны. Четвёртый и пятый
34
уроки отменяют.
- Потом домой?
Сразу заговорило несколько пятиклашек, перебив учителя, а вслед за его утвердительным ответом все вскрикнули "ура".
- Ребята, вы что?!. Я говорю о похоронах, а вы радуетесь!..
- Ну и что! Она нас не учила! - ответила за всех Света Казина.
- Да при чём тут учила - не учила?! В школе горе! А вы из-за каких-то уроков!.. Вы бы и смерти близких родственников радовались?!. В школу можно было бы не идти...
Ребята стихли. Казина изменилась в лице и тихо пробубнила что-то вроде "не говорите так". Прозвенел звонок, и Костя прибавил об отмене Праздника Урожая и Осеннего бала.
5
Остановка была на возвышении, и ещё издали Костя увидел Галину, разговаривавшую с какой-то девушкой. Костя не против был бы пригласить свою новую знакомую к себе, точнее, в родительский дом в городе, провести весь день вместе и вдвоём вернуться в деревню, но Галина, упомянув вчера о том, что собирается в Приморск, туманно высказалась о каких-то важных делах. Тем не менее в Костином воображении уже не раз прокрутилась на разный манер сцена, в которой он шёл с Галиной по городу, ходил по базару и так далее, и он питал надежду, что мечта всё же воплотится в жизнь. Пройтись с такой красивой девушкой да ещё повстречать кого-нибудь из знакомых было бы очень приятно. А Галина действительно была красива, и, приближаясь к ней, Костя просто любовался девушкой. Пышные чёрные кучерявые волосы мягкими волнами облегали правильной формы слегка смуглое лицо с яркими губами и выразительными тёмными глазами. Особенно Косте нравилось то, что Галина не надевает стандартного китайского, в котором ходит всё Приморье, и в одежде отличается от девушек-сверстниц. Одинаковости в гардеробе он не переносил с детства и никогда не мог понять, почему молодёжь поголовно бросается вслед за самым лёгким веянием моды.
35
- В городов намылились? - шутливо спросила Галина вместо ответа на приветствие, словно заранее не знала о том, что Костя тоже едет.
- В деревню чуть побольше размерами, чем эта, - ответил Костя банальностью, растерявшись от странного обращения на вы.
- Приморск - большая деревня... И Уссурийск называют большой деревней, - согласилась Галина подруга.
- Один и есть город - Владивосток, - поддержал её Костя, - да и тот, правду говоря, тоже порядочная деревня...
Галина после своего вопроса смотрела на других ожидавших автобуса людей, и парень почувствовал себя неловко. Разговор стих. Девушки перекидывались иногда короткими фразами о чём-то, только им понятном, а Костя сначала мучительно искал тему для начала разговора, потом, маясь ожиданием, желал скорейшего появления автобуса, но через несколько минут успокоился и стал лениво разглядывать будущих попутчиков. Половину ехавших по причине выходного для составляли молодые люди, в том числе школьники. С этими всё было ясно: толкучка, ну, может быть, ещё кинотеатр с голливудским фильмом-боевиком - цели их поездки. В городской толпе таких деревенских распознавать было очень легко. Конечно, одежда уже не являлась показателем прописки, впрочем, не на каждом городском подростке было трико с красно-зелёным лампасом, не каждый надевал и чёрную футболку или зелёную рубашку с рисунком вдоль карманов; сельские этого стандарта придерживались поголовно. Но в первую очередь они выделялись, конечно же, лицами, более грубыми, всегда загорелыми, обычно с резкими чертами. С нежными и белыми мордашками, на которых было написано "я живу на этаже" спутать невозможно. Выделялись и поведением. Именно - выделялись. Толпа двигалась, шла туда и сюда, ела мороженое и пирожки, стояла на остановках, но это была толпа. Деревенские же шли в толпе и - выделялись, ели мороженое и выделялись, даже стоя на остановках, они были в своей стандартной одежде яркими пятнышками. Изо всех сил они старались раствориться, быть такими, как все, и этим ещё резче выделялись.
Две девчонки-семиклассницы стояли поодаль, рядом с большой сумкой с банками молока. Взрослых рядом никого, значит, едут самостоятельно, заработать на жевательную резинку да "Сникерс". Костя вспомнил прежние времена, когда торговать на базаре решались очень немногие. Чтобы
36
торговлей занимались дети-пионеры, об этом и подумать было невозможно.Котировалась бедность. Её восхваляли с экранов телевизоров полнолицые дяди, которые имели дачи, машины и двойные подбородки; о ней твердили писатели, которые издавались такими тиражами, что школьникам всей страны хватало книг на перевыполнение плана по макулатуре; о ней трубили журналисты, которые жили мечтой о переходе на партийную работу или в международные отделы, чтобы приобщиться к кормушке дефицитов. Выросла нация лицемеров... Костя вспомнил, как к седьмому ноября всю их школу заставили наловить голубей, чтобы потом выпустить во время торжественного прохождения мимо трибуны. Тогда из людей-статуй, стоявших на возвышении цвета крови, один дёрнулся к микрофону и оглушил площадь растроившимся-расчетверившимся через динамики голосом: "Да здравствует советская молодёжь!!" Первый секретарь Серов. Такая честь! Молодёжь грянула ура. А потом дома падал на впечатлительную душу юноши презрительный рассказ тёти Эммы, которой удалось пристроиться работать на примторговскую базу. Молодая, вдвое уступающая по возрасту мужу вторая жена Серова заехала на базу и объявила: "Я жена Серова. Дайте мне джинсы, батник..." И т.д. "Прежняя его была поскромнее: раз в квартал приходила и брала что-то одно", - возмущались кладовщицы. Над всеми тогда посмеялся отец: "Ты, Эмма, устроилась на базу, а она устроилась женой шишки". Костю этот рассказ отравил. Его разум мог смириться с "временными трудностями" и "отдельными недостатками" где-угодно, но не там, "наверху". Святость поблекла, и он стал присматриваться. Вот учительница их школы заискивающе разговаривает с родительницей-продавщицей универмага, и Косте стыдно за "физичку". Вот на заседании комитета комсомола на его возмущение - "дураков принимаем" - ему отвечают: "У нас план приёма", и Косте стыдно за союз молодёжи. Вот прячет виноватый взгляд его мама: она нигде не может "достать" спортивный костюм ему, поступившему в университет, и Косте стыдно и за себя, и за самого родного человека, и за кастовую страну. А его первая любовь! В комсомольском лагере, куда его послала школа после восьмого класса, у него так медленно, так плавно развивались отношения с чудесной девочкой из таёжного села. Кокетливая и общительная, она однако только на третий день позволила ему сесть рядом в автобусе: а лагерь постоянно куда-нибудь выезжал. Через неделю они посидели вечером рядом и поболтали о всякой всячине. А потом появился этот лысоватый работник комсомола из Находки, который, скорее всего, уже