- А что их интересует?.. Безразличие нынче полное. Из кожи лезешь, чтобы донести учебный материал... Я вот по какому поводу. Хочу пригласить вас на урок. Сегодня шестым мы с одиннадцатым классом делаем литературно-музыкальную композицию по поэтам-бардам. Не знаю, Маргарита Львовна осуждает меня за эксперименты, а я так думаю: лишь бы был толк... Вы вчера были здесь, когда мы...поругались?
- У меня по средам методдень.
- А, так вы ничего не знаете? Объясню. Дело в том, что я около месяца изучала с пятиклассниками сказки и дала им задание написать свои сказки. На уроках мы не только читали, но и подробно обсуждали особенности жанра волшебной сказки: типичных героев, типичные ситуации, развязки и прочее. Я и раньше такое делала. По жанрам рассказа, лирического стихотворения. Дети как бы узнают тот или иной жанр изнутри, когда пишут сами. Если они выступят в роли писателей, то при чтении любой книги догадаются, что хотел автор и как он этого добивался.
- Я понял вашу мысль.
- Уловили?. Вот. А Маргарита Львовна меня осудила. Сказала, что надо изучать произведения, а не заниматься "ерундой". Как будто я следую
112
программе...
В учительскую вошёл поменять журналы Максим. Взяв другой, он остановился у стола, за которым разговаривали Костя и Галицкая.
- Дурдом в Москве обсуждаете?
- Знаете, Максим Петрович, - повернулась к нему эмоциональная коллега, - они там за власть над нами дерутся, так пусть хоть поубивают друг друга!
- На урок я к вам приду, Елена Николаевна, - сказал Костя. - Думаю, если детям интересно, то почему бы иногда и не поэкспериментировать? Почему завуч так резко отреагировала...
- Николаевна, а ты, случаем, не заявление на категорию написала? - спросил Максим.
- Да, с первого сентября подала...
- тогда ясно, чего Львовна придирается. Не видать тебе высокого разряда. На чём-нибудь да потопит.
Костя, глянув на посеревшее лицо учительницы , посчитал нужным увести разговор в сторону.
- Я тоже хочу сейчас в девятом классе поставить маленький эксперимент.
- Что за тема? - спросил Максим.
- "Западники и славянофилы". Так, если посудить, то, что творится сейчас у Белого дома - отголоски борьбы этих течений.
- Ну, если так, то я западник, - шутливо сказал физрук.
- За Ельцина с Гайдаром, значит? - упростил Костя.
- Эти товарищи мне вовсе не товарищи.
- А я тогда славянофилка, - решительно заявила Галицкая. - Россию нельзя переделать силой. Об этом Пушкин ещё сто пятьдесят лет назад сказал: "Те, которые замышляют у нас всевозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка". Константин Александрович, как историк, хорошо знает, что время только подтвердило эти слова.
113
... После пятого урока Костя немного задержался со своими дежурными мальчишками, и, когда пришёл на урок к Галицкой, литературно-музыкальная композиция уже началась. Столы располагались буквой П, только один - с письменным прибором, бумагами и гусиными перьями - стоял посередине. На доске была написана тема урока: "Авторская песня 1970 - 1980-х годов как значительное явление в современной русской поэзии". Кроме Кости, пришли Бочар и Добрихина.
Одиннадцатиклассники говорили о поэзии Окуджавы, Высоцкого, Талькова, звучали отрывки из песен с магнитофона и проигрывателя, а Костя вслушивался в слова и удивлялся себе: "Все концерты "Назарета" и "Пинк Флоида" собрал, а некоторых хороших русских песен не знаю.
Сорок пять минут прошли быстро и интересно, и, когда прозвенел звонок, никто из учеников не подал вида, что слышал. Только Лилия Романовна подозвала Галицкую и тихо спросила, на сколько затянется открытый урок. "Добрихина-Злюкина не может не испортить настроение", - подосадовал Костя.
Урок продолжался. Прозвучала песня Талькова "Господа демократы", и заговорила одна из учениц. Заговорила громко, старательно, что называется, с выражением, поэтому все стали смотреть на неё.
"Кто-то скажет: "Хорошо нам, живущим в тысяча девятьсот девяносто третьем году, судить о людях прошлого, ругать их за наши несчастья". По этому поводу можно устроить целую дискуссию. Но мы пойдём следом за самим автором. Игорь Тальков задумал провести в своих песнях настоящий исторический анализ прошлого России. И мы попробуем создать фантастическую ситуацию: из тысяча девятьсот девяносто третьего перенестись в тысяча восемьсот пятьдесят девятый, проникнуть незримо в кабинет редактора и совладельца журнала "Современник" Николая Алексеевича Некрасова, замечательного русского поэта, и стать свидетелями его разговора с писателем Иваном Сергеевичем Тургеневым".
Один из четырёх мальчишек в этом классе сел за главный стол, взялся за перо, другой сделал вид, что вошёл в кабинет. "Некрасов" и "Тургенев" поздоровались. Произошёл обмен малозначительными, но обычными при встрече фразами. Затем они заговорили о статье Добролюбова по поводу выхода в свет романа "Накануне".
114
- ... Ты написал хороший роман, - сказал Некрасов. - Наша интеллигенция из дворян никуда не годится. России теперь необходимы революционеры, бунтовщики. И Николай Александрович...
- Помилуй, Николай Алексеевич, какие бунтовщики! - воскликнул Тургенев. - Где?! В нищей, невежественной стране?"! Вспомни Париж в сорок восьмом году. Ты знаешь, сколько добровольцы Луи Наполеона расстреляли на улицах за три дня? А ведь там ещё крестьянство не вмешивалось...
"Писатели" заспорили об образе Инсарова, а Костя снова упрекнул себя - теперь за то, что плохо знает такой важный роман.
- ... Так вот Инсаров как-то говорит, - убеждал Тургенев Некрасова, - что каждый болгарин от мала до велика, до последнего нищего, все имеют одну цель: изгнать турок. Все, понимаешь, все? Крепостничество - национальное зло, и уничтожить его до основания может лишь вся нация. Вот о чём я написал. Как вы не увидели этого?..
- Иван Сергеевич, я не узнаю в тебе автора охотничьих записок. С кем нам единиться, с пеночкиными, что ли? Нам с ними не по пути.
- Берсенев и Шубин - это не пеночкины. Не упрощай. Лучшие силы нации должны быть вместе против общего зла.
Спор закончился ничем, но в версии одиннадцатого класса последнее слово осталось за Тургеневым.
- Я вижу, разговор наш бесполезен. Прощайте. Но помните: разбудите вековую ненависть в народе, жажду отомстить и поквитаться - и царствование Николая Палкина вспомните, как идеальное. Реки, реки крови прольются. Потомки нас не простят, и не станет вам покоя и после смерти...
Из дневника
27 сент., пн. Утром - всё по режиму (спорт, англ.) Потом уроки. За выходные процентов 10 уч-ся приготовили дом. задания. День насмарку. В моём 5-ом снова поцапались девчонки. Пригрозил опять вызвать родителей. Крат объявила о Дне учителя: цветы, поздравления в учительской, весёлые газеты. Крушак наехала из-за оценок: больше всех ставлю двоек.
28, вт. Руки опускаются из-за этой учёбы. Брошу всё, вернусь в город. Там
115
сейчас ловкие люди состояния делают. А здесь кому я нужен? Сегодня 7 двоек. И то, больше сам рассказывал, чем спрашивал. За что мне зарплату платить? Всю жизнь копил знания, чтоб отдать их кому-то, и никому я не нужен. Жениться, развести хозяйство, как Новиковы, и плевать на всё.
29,ср. У соседа-холостяка 2-й день пьянка. Вечером - драка возле моей двери. Вышел, предложил идти на улицу. Куча всякого пустословия. Вывел за шиворот, попросил не возвращаться. Около 11-ти вернулись, шумели, но не в коридоре.
30,чт. Утром не захотел бегать. В школе бардак. Крушак болеет, шеф уехал. Преподнёс новые темы в виде анекдотов или весёлых историй. Слушали. Теперь боюсь: на опросе так же ответят. Был на открытом уроке литературы в 11-мклассе. Понравилось. Штука и Данилов здорово разыграли сценку. После обеда: помыл посуду, планы уроков, проверка тетр., читал "Книгу тайн" (дал Максим). У соседей опять война. Смотрел ТВ у Сергея - про Москву.