Муравьёв положил трубку, но, заглянув в блокнот, снова взялся за телефон.
- Алло, Михаила Николаевича можно?.. А куда поехал, неизвестно?.. И когда будет - тоже?.. Да-да, передайте. Муравьёв...Да.
- Здравствуйте, там у вас Жадова нет?.. И не подъезжал сегодня?.. Ладно, извините.
- А, Владимир, заходи, я сейчас, - Муравьёв, набирая очередной номер на телефоне, пожал руку Гусеву, жестом предложил сесть.
- Девушка, девушка, будьте так добры, посмотрите, нет ли у вас на территории Михаила Николаевича Жадова. На складе, у начальника... Да-да, для него это очень важно... Хорошо. Если найдёте. Какие больше любите?
174
Ага, жду...
- Ну, как наши дела? - обратился Муравьёв к Гусеву, не убирая трубку от своего огромного уха.
- Ваши - не знаю, а наши - нештяк. Слушай, пора бы и мне обзавестись таким офисом.
- Это же не моё, ты знаешь. Это партийное имущество. И микроавтобус, что я езжу - тоже. Сам лидер подарил нашему отделению.
- Да, микрик клёвый. Только эти буквы я бы с него стёр.
- Стёр... Мудрец... Я тут уже выслушал только что от одного рьяного члена РНС о нас с тобой.
- Близкий соратник Шпаев?
- Да.
- Он и мне звонил вчера.
- Что молчал?
- Было б от чего суетиться, Виктор Геннадьевич. Фирмы ему всё равно не видать, как своих ушей. Их соучредительство только на бумажке. А Союз?.. Что там греха таить, председатель, русский народ не такой глупый, чтобы давать нам власть.
- Да, слушаю... Спасибо... - Муравьёв положил телефонную трубку и тут же вздрогнул от звонка.
- Алло... Да, я... Ой, большое спасибо. Давайте... Миха, здорово. Ну, как дела?.. Надо же, я не смог тебя найти, а твоя секретарша смогла. Оперативно работает... Смотри, какой занятой!.. Ну, ладно, о деле. Нужна твоя помощь в одном вопросе. У Беляя неприятности. Была проверка КРУ полгода назад, и теперь передали дело по приватизации мелькомбтната в краевую прокуратуру... Ну, помнишь же, был указ президента, который мы обошли... Сколько? Миха, ты хоть в суть дела вник? Такие цены загибаешь... Да ни за кого я тебя не принимаю!.. Стой, стой! Можно подумать, от нескольких секунд у тебя там что-то зависит. Давай спокойно... Я не отказываюсь... Ну, это уже хамство. В конце концов, у нас тоже кое-какие связи есть и команда
175
крутых ребят... Оскорбляешь, начальник... Хорошо, что ты думаешь предпринять?.. Хотя бы объясни, на что такие бабки... Вот, блин, и что я не юрист? Ну, ладно. Уверен, что ты нас не подведёшь. Тем более, что ты тоже к этому делу приложил руку... Ладно, ладно. Я же тебе ничего не предъявляю. Когда ждать новостей?.. Понятно, и вам всего хорошего...
- Ну, и жук!.. А знаешь, Владимир, чего нам не хватает? Хорошей "крыши". Чтоб не обращаться к такой уголовной шобле, которая с тебя последние трусы снимет.
- С вас. с меня никто не снимает. Я человек маленький.
- Скромничаешь... Маленький, да удаленький... Как там дела?
- Всё готово. Ждём коробку. Тачку не хотите поменять?
- Да мне тут получше обещали... А вообще-то, давай, возьму. Отгоню в Приморск, к старикам. Буду приезжать и кататься там. а здесь можно и на микроавтобусе пока поездить.
- Только смотрите, с этими шпаевыми придётся идти ва-банк.
- Ну, и пойдём. Что ты говорил только что? "Русские не такие глупые, чтобы давать нам власть?" А ты знаешь, уважаемый соратник по партии, что говорил один польский учёный? Он говорил, что высший этап коммунизма - национализм.
- Так мы ж, Виктор Геннадьевич, снова к дикому капитализму вернулись.
- Это точно. Сплошная американизация исконных русских устоев. Молодёжь развращается. Объединительной идеи нет. Кстати, что там твоя первая группа? Совсем от рук отбилась? Ты из-за них приехал?
- Соседи по площадке подали жалобу участковому. Менты ко мне. Надо разбираться, председатель...
- Та-ак... А не развеяться ли мне? Точно. Дело партийное. Чтоб не говорили некоторые, что мы с тобой только бизнесом занимаемся. Вот и займёмся судьбой молодых членов нашего Союза. Что там у них? Поехали.
- О кей, начальник. Погнали...наши городских.
Соратники заперли кабинет, спустились с третьего этажа на улицу. На
176
Маленькой служебной автостоянке они сели в белый микроавтобус, на котором с двух сторон крупными синими буквами было написано: "РНС. Дальневосточное отделение. Телефон..."
Добираться было недалеко. Ехали большей частью молча. Муравьёв о чём-то размышлял и спросил только, как настроения во второй и третьей боевых группах. Гусев начал было подробно рассказывать, но, увидев задумчивость шефа, замолчал.
- В ретьей порядок. Настоящие молодые "Орлы РНС". Готовы на всё. Это они по всему городу про жидов всякую ерунду малюют. А вторая - сами знаете. Эти приручены через деньги полностью. Опора нашего бизнеса. Хлебное место из них никто не захочет терять. Этим не до баловства. Почти все уже на тачках... Вот первая какими-то хипарями заделалась. Хрен их поймёшь... Собираются, играют на гитаре, какие-то темы жуют, фиг пойми... Бараны.
... - Ты что, телевидение вызвал? - спросил Муравьёв, когда подъехали.
- Да не знаю... Может, в этом доме какая знаменитость живёт?
- Ладно, если что, используем их в целях своей пропаганды. Если только твои ребята не выпендрятся.
- Они только на меня могут наехать. Вас в лицо не знают... Да там из старой группы один Бигфут ошивается, а то так, шпана...
Муравьёв и Гусев поднялись на шестой этаж и с досадой убедились, что телевидение, действительно, приехало к их подопечным. Съёмка велась в большой комнате, и камеру установили как раз у входа в неё. Всё это было видно с лестничной площадки, на которой толпились зеваки, потому что входную дверь закрыть нельзя было при всём старании: от неё осталось не более третьей части. Очевидно, людей просили не мешать, но они всё равно не расходились и лишь приглушили голоса до шёпота. К тому же в самой квартире сидели, ходили, что-то жевали, играли в шашки человек пятнадцать молодых людей, которых, похоже, мало волновало то обстоятельство, что их будут показывать по краевому телевидении.
Муравьёв, не останавливаясь, тихо протиснулся в квартиру и остановился в полумраке прихожей. Отсюда он мог хорошо видеть комнату с измалёванными вычурными рисунками и надписями стенами и находящихся
177
В комнате людей. Боком к окну сидел парень, которому можно было дать и двадцать пять, и тридцать пять; такая неопределённость создавалась причёской - космами длинных грязных волос, - жидкой узкой бородой и голосом, глуховатым и басистым, но то и дело срывающимся, как у подростка, на более высокие нотки. Также профилем к видеокамере сидела беседующая с волосатым молодая корреспондентка. Муравьёв почти не видел её из-за спины оператора. Два парня и девушка, развалившись, сидели в углу и демонстрировали полное равнодушие к происходящему, особенно в те два-три момента, когда на них наводили камеру. Справа, из кухни, доносились негромкие голоса и бряцание посудой. Во второй комнате кто-то пересмеивался, кто-то просил закурить.