Р. Ммм…
Н. Разве ж не так?
Р. Бывают случаи, Николай Александрович, когда и самые мудрые решения, если Бог так захочет, ведут к роковым последствиям.
Н. Может быть, Распутин. Но мы Божьей воле не станем перечить. Потому что не можем и не хотим. Понял? А теперь ступай. У меня разговор с военным министром. Пока, Распутин.
Р. Но, Ваше Величество…
Н. Ступай!
Р. Ваше Величество, еще не поздно. У нас еще есть неделя-другая, чтобы избежать рока. Чтобы смягчить последствия…
Н. Я думал, Распутин, ты умнее. Рок — это такая штука, что его не перехитришь. Его не обманешь, не смягчишь, от него не увернешься. Если рок можно обмануть, это не рок.
Р. Ваше Величество, вам достаточно отменить одно-единственное решение!..
Н. Я своих решений не отменяю.
Р. Мне известно, как вы умрете.
Н. Все мы умрем рано или поздно. А как и когда, нам знать не положено.
Р. Вы не хотите узнать, что… Что в Екате… Что в Ипать..
Н. Не хочу. Хватит мне и того, что я знаю.
Р. Не могу поверить.
Н. Ну ладно, чтобы тебя не так уж огорчать… и чтобы ты не говорил, что я ничего не сделал… Так и быть, пошлю Вилли последнюю телеграмму: может, он одумается?
Р. Это хорошо. Но не достаточно.
Н. И вот еще что, Распутин. Не вздумай всякой мистической чепухой забивать голову моей жене и сыну.
Р. О, а что касается императрицы и царевича…
Н. Ни слова больше, Распутин! До свиданья.
Крик совы.
Р. Храни вас Бог, ваше величество, хозяин земли русской…
Н. Постой-ка… Скажи… ты не знаешь, чего это моя жена нынче везде свастику рисует?
Р. Свастика — древний символ, он…
Н. Да, да, я знаю. Но что это на нее нашло? Зачем импири… эмпире… императрице — какая-то свастика?
Р. Николай Александрович, это пусть остается ее тайной. В начавшемся столетии свастика будет иметь мрачный, роковой смысл. Например, у немцев…
Н. Все, Распутин! Теперь иди с Богом.
II
Распутин и Архангел.
Архангел является Распутину в зеркале.
Р. Как не знать, твое небесное высочество! Знаю: часы тикают. Да. На то они и часы. Ты показал мне будущее, и кому, как не мне, знать: время уходит… Время уходит-уходит-уходит…
Господи Боже мой, вижу темные воды, воду… и там плывет крейсер «Аврора»… чтоб он утонул!..
Знаю, время уходит… Время, которое ты мне дал, чтобы я изменил самое темное столетие в истории человечества. Чтобы направил историю по прямой. Чтобы остановил поезд, летящий под откос, и направил его в другую сторону… У меня всего лишь несколько дней, чтобы перевести стрелки… да что несколько: всего один или два дня, чтобы направить эшелон двадцатого века на другой путь, и если не успею, то… то все псу под хвост.
Время тает, и я это знаю лучше всех.
Но… прошу тебя, дай мне еще пару дней, прошу, умоляю! Еще пару дней, еще два денечка, please, и сотни миллионов людей будут повторять твое имя в благодарственной молитве: ты спасешь эти сотни миллионов, избавишь от того, что им уготовил двадцатый век. Особенно первая половина…
Да, понимаю.
Они ведь понятия не будут иметь о том, чего избежали. За что тогда они станут благодарить тебя?
Кто может благодарить за то, что не сгорел в атомном взрыве? Только тот, кто знает, что такое атомная бомба, и кто знает, что тридцать один год спустя ее сбросят ему на голову. Но нынче ночью народ Хиросимы еще сладко спит… перевернется на другой бок и спит себе дальше, понятия не имея, что ждет его через тридцать один год, ну, и еще две недели… Не могут они знать этого, факт. Не знают, не могут знать — за что же тогда им быть благодарными?..
Ну ладно… Но ведь даже в незнании этом, уже в том, что знаем лишь мы с тобой, знаем, как им удалось избежать гибели и страданий, — а удалось им благодаря нам двоим, тебе и мне, — уже в этом… ведь если взглянуть с этой стороны, то любое их движение, пусть хоть всего лишь с боку на бок повернутся во сне, — любое движение их, даже просто дыхание, — это наше с тобой торжество, и сам мир, который избавлен будет от того, что его ждет, есть не что иное, как Осанна тебе, вам, всем, кто там, на небесах. Каждое любовное объятие каждого, кто мог умереть, но не умер, каждый ребенок и каждый его ребенок до не знаю какого поколения — все это вместе будет коллективным благодарственным гимном, благодарением за жизнь как за щедрый подарок, даже если люди об этом подарке и не подозревают… Благодарность от всех, кого Гаврило Принцип приговорил к смерти и кто будет — через мое посредничество — Тобою помилован. Разве не так?