Р. Вот-вот. Тут он и сказал, что ему от меня надо… Ты, говорит, Гриша, поезжай туда, на свадьбу, да скажи Марьюшке, что свадьбы не будет… Я ему: ты что, шутишь? А он: какие там шутки! Скажи, что не насовсем отменяется свадьба, но теперь ее не будет. Как-нибудь в другой раз. Вот об этом, говорит, я тебя и прошу, дружище…
В. Так… И что?
Р. И все. Пришлось мне везти невесте и всем гостям весть, что свадьбы не будет.
В. Н-даа… Не завидую я тебе, Распутин.
Р. Еще бы!
В. Интересно, а что было дальше? Значит, приехал ты туда…
Р. Встретили меня как самого дорогого гостя. Все же знали, что я Степе лучший друг. Сколько шума было, сколько радости! Все со мной чокаются, обнимаются, шутки шутят, глаза у всех горят, язык у всех заплетается, морды красные…
В. Ну, а ты?
Р. Я не знал, куда глаза спрятать.
В. А новость-то ты им сообщил?
Р. Я же пообещал. Куда ж деваться-то?
В. И — что?
Р. Этого словами не опишешь. Когда выяснилось, о чем речь… Нет у меня слов… Если я скажу, что со стыда сгорал, — то я ничего не скажу. Это… это… страшно было.
В. Вот уж не думал, что с тобой такое бывает. Глядя на тебя, представить трудно.
Р. Трудно, но я сейчас в такую же историю попал.
В. А теперь кто хочет свадьбу отменить?
Р. Свадьбу, не свадьбу… Суть в том, что опять я принес важную весть. Да не кому-нибудь, а властителям мира. Весть о том, что можно спасти человечество от стольких страданий и бед, сколько не было еще за всю историю. Вот какую весть должен я передать. Но те, для кого эта весть предназначена, вовсе не рады ей. Другое хотят они услышать: каждый — свою маленькую, но радостную весть о том, какие несчастья обрушатся на его соседа.
В. Ух, как ты здорово говоришь, Распутин! Аж мурашки по спине…
Р. Ваше Величество, ради всего святого, ради Господа нашего прошу…
В. Какого еще Господа, Распутин? Я это только тебе говорю, народу это знать ни к чему, но Господу нашему давно уже капец. Нету его, был да весь вышел, откинул копыта, сыграл в ящик, отдал концы. Это еще Ницше сказал.
Р. (крестится). Господи Иисусе, а я об этом не слыхал еще… Ни сном ни духом не ведал… Пресвятая Дева Мария, прости нам такие поганые речи… Кто такой этот Ниче?
В. А, неважно.
Р. Ваше Величество, неужто это такое уж имеет значение для Германии: поставить Сербию на колени?
В. Чушь городишь, Распутин. Всем известно, что Сербия тут — последняя спица в колеснице, она — только повод в этой истории, в смысле в войне, в которую мы вступаем.
Р. Вступаем? Это уже решено?
Вильгельм молчит.
Ваше Величество, у нас есть еще неделя. Сто шестьдесят восемь часов…
Снаружи доносится крик совы.
В. Ладно, пошлю еще одну, последнюю, телеграмму Ники.
Р. Это хорошо. Но этого недостаточно.
В. Что касается нас, то мы действительно искренне, всем сердцем, всей душой хотим…
Р. Мира?
В. …всем сердцем и всей душой хотим войны. Но если тебе удастся убедить остальных… если все остальные выберут мир… то как же мы сможем воевать в одиночку? Подумай об этом. А теперь ступай. Нам пора объявлять мобилизацию. Ники — привет.
IV
Распутин покупает себе любовницу.
Место действия: элегантный парижский бордель тех лет.
Р. Мадам, я думаю, вот эту мадемуазель, этот бутончик, этот свежий цветочек я готов купить.
М. (огромная бабища, вся в макияже). О, я уж заметила, как ты на нее косишься. Свежий товар. Только что из Италии.
Р. Так почем?
М. Не продается.
Р. То есть как это не продается, радость моя, голубушка? Я на свете еще не встречал такого, чего бы нельзя было купить.
М. Вижу, Григорий Ефимович, сильно у тебя аппетит разыгрался отведать этот бутончик… Эту дивную, чистую, нетронутую розочку. Так сколько ты предлагаешь?
Р. Нетронутую?
Л. Это про меня?
М. (испугавшись, что немного перестаралась). Это — фигурально выражаясь… Главное, конечно, что она очень утонченная, все умеет, хотя и всего лишь в теории. Весьма опытный кадр, но, так сказать, виртуально. А реально — вообще девственница.
Л. Это вы про меня, мадам?
Р. Ну-ка, глянем, что у нас тут? Оп-ля! Да это же кошелек, с настоящими золотыми рублями! Теперь сделка состоится, голубушка?