— Банкиры-дипломаты… Звучит, как оксюморон.
— Ошибаешься, Аня. Именно они и есть те, чьи тексты читают официальные лица в ранге министров иностранных дел. Расскажу все по порядку. В 1915 году в Стокгольме при участии «Нового банка» создается «Шведско-Русско-Азиатская компания», а в США — акционерное общество «Джон Мак Грегор Грант корпорейшн», наладившие в России деловые отношения с «Русско-Азиатским банком», а в США — с моргановским банком «Гаранти траст компани». Вот так загогулисто сомкнулся финансовый мост Нью-Йорк-Стокгольм-Петербург. С осени 1915 года в деловых контактах с министерством финансов царской России Улоф Ашберг уже открыто выступал, как представитель империи Моргана.
— Но где Морган и где революционеры? Какая между ними связь?
— Самая непосредственная. Скажу больше. Без морганов революционеры остались бы безобидным литературным кружком карбонариев. Но не буду забегать вперед. Менее чем через год после начала войны Ашберг был принят министром финансов царской России Барком. По всей видимости, во время этой встречи он получил предложение взять на себя посредничество между царским правительством и Уолл-стрит в предоставлении России денежного кредита. В качестве ответного жеста доброй воли царское правительство дало зелёный свет на работу Ашберга с любыми предприятиями и подданными империи. Прекрасный результат! Любая разведка могла бы позавидовать такому «вездеходу»…
— «Вездеходу»?
— В данном случае — это дозволение общаться с кем угодно и когда угодно. Ходить везде, где захочется. Итак, окно в Россию было пробито, и Ашберг начал действовать напористо. Первые, с кем наш Улоф устанавливает контакты — непримиримые оппозиционеры, заряженные на государственный переворот и недолюбливающие собственную страну, радеющие за её превращение в англосаксонскую колонию. Никаких партийных предпочтений. Приветствовались все — от октябристов до социалистов! Отбор вёлся по единственному критерию — наличие ненависти ко всему русскому в любых проявлениях. Уолл-стрит не нужна Россия как держава. Этим задорным ребятам требуется дикая территория, населенная множеством племён, желательно воюющих друг с другом. У них в головах матрица освоения «Дикого Запада», геноцида индейцев, и под неё они форматируют любые внешнеполитические операции.
— А Ашберг для них кто?
— Инструмент. Полезный, но не тот, что считается незаменимым. И он это прекрасно понимает, поэтому старается, работает на износ, сгребает в клиенты «Ниа банка» всех, кого по разным причинам не устраивает российская государственность, как таковая. Не забывает при этом заигрывать с официальными лицами, ибо приговорённые к закланию туземцы до последней секунды должны воспринимать его в качестве друга! Летом 1916 года в Стокгольме произошла тайная встреча товарища председателя Государственной Думы Протопопова и члена Государственного Совета Олсуфьева с неофициальным представителем германского ведомства иностранных дел Фрицем Варбургом, где обсуждались возможные условия мира между Германией и Россией. Протопопов назвал Ашберга организатором и участником данной встречи. Практически сразу информация о конфиденциальных контактах представителей Германии и России оказалась известна журналистам, поэтому предполагаю — дискредитация самого факта переговоров и возможного сепаратного мира были главной целью всего этого спектакля. Но это только моя версия. А правду, надеюсь, нам расскажет наш полузагадочный, полутеневой банкир.
Глава 9
Шведская живопись. «Лисья охота» и «Охота на лис»
Центр Стокгольма называют королевским! Где бы вы ни были, отовсюду в глаза назойливо лезет «его величество». Королевская полиция в блестящих шлемах, монаршие театры, оперы, парки, гостиницы, книжные магазины. Даже величавая чайка у пристани ведет себя так, словно тоже принадлежит высочайшему двору. Витрины, журналы полны портретов принцев и принцесс, вокруг них вертятся все газетные сенсации. В центре композиции — королевский дворец, величественный и мрачный, как тюрьма. Изредка здесь открывают чугунные ворота. Когда путник проходит мимо, седой охранник в надраенном архаичном шлеме словно просыпается, бросает равнодушный взгляд и сразу возвращается в своё привычное созерцательное состояние, превращаясь в живую декорацию. Шведские традиции холодны, сдержанны, как окрестные скалы. Единственное светлое, играющее всеми красками пятно — Национальная картинная галерея Стокгольма.