— Продолжайте, — кивнула Анна, не отводя от Григория внимательный, цепкий взгляд и обозначив суровую носогубную складку, за которой исчезла игривая, кокетливая хохотушка.
— В поезде случайно увидел ваше фото. Выслушав и проанализировав разговор, понял, что речь идёт о захвате или о ликвидации. Остальное — дело техники. Они следили за вами, я — за ними…
— Откуда вы меня знаете?
— Ваше фото и описание хранилось в картотеке особого делопроизводства Морского генерального штаба.
— Вы имеет доступ в особое делопроизводство? Работаете с Рагнаром? — встрепенулась Анна и тут же прикусила губу.
— Нет… — Распутин покачал головой, с сожалением наблюдая, как гаснет в её глазах только что разгоревшийся огонёк надежды, — я не работаю и не знаком лично ни с лейтенантом Рагнаром Окерлундом[2], ни с его непосредственным начальником, каперангом Дуниным-Борковским.[3] Единственный из наших общих знакомых, кто может сегодня подтвердить мою личность — это Адриан Иванович Непенин, но вы остались без связи и не можете сделать запрос. Да это и ни к чему. Я не имею отношения к делам разведки Балтфлота, хотя моя миссия предполагает пересечение наших интересов…
Анна во время всего диалога сверлила глазами Распутина, следя за его мимикой, а он, широко распахнув глаза, не делал ни единого усилия как-то повлиять на её попытки раскусить загадочного незнакомца. Не было желания выпятить грудь, приукрасить, распустить перья и вообще выпендриться, как это делает среднестатистический мужчина в компании привлекательной женщины. «Говорить правду легко и приятно!» — бегущей строкой пробежала мысль в голове Григория, и он еле удержался, чтобы не повторить эту фразу вслух.
— Странно, — она расслабилась, отвернулась и как-то сникла. — Я всегда безошибочно могла определить, врёт человек или нет, а тут — сплошной туман. И чем больше вы говорите, Григорий, чем больше информации предоставляете, тем меньше я понимаю, что происходит.
Распутин, опёрся руками о края кровати и сел. Голова потрескивала и кружилась, сквозь повязку проступила кровь, бок и старая пулевая рана саднили, но в целом самочувствие было вполне сносным. «Ну и организм у „святого старца“ Григория Ефимовича, турбо-регенераторный! — подумал он. — Любопытно было бы провести лабораторные исследования крови!»
— Кстати, кто в вас стрелял? Рана совсем свежая, — задавая вопрос, Анна невзначай тронула повязку на груди Распутина и сразу же, зардевшись, как маков цвет, отдёрнула руку, будто наткнулась на что-то горячее.
— Это мы с вашим коллегой из британской разведки, лейтенантом Освальдом Райнером, затеяв теологический спор, не сошлись во мнении об одном месте из Блаженного Августина…
Анна, глядя исподлобья на серьезную физиономию Распутина, на секунду задумалась, переваривая сказанное, но, увидев тронувшую его губы озорную улыбку, фыркнула, рассмеялась, словно рассыпался звонкий колокольчик, покачала головой и тоном хозяйки, сообщила:
— Раз больному стало лучше, и он начал шутить, постельный режим отменяю и приглашаю пить чай. Я привела в порядок вашу одежду, насколько это было возможно. Жду вас в гостиной…
Впрыгнуть в брюки стоя, как обычно он это делал, с первого раза не получилось. Движения приходилось делать медленно и печально, чтобы ненароком не застонать или не свалиться, что выглядело бы совсем позорно. В какой-то момент Григорий даже хотел отказаться от приглашения, но вспомнил глаза, смех Анны и, стиснув зубы, продолжил засовывать непослушное тело в рубашку, на которой красовались аккуратные, но всё равно заметные швы. Кое-как облачившись, он подошёл к дверям гостиной и застыл, снова залюбовавшись своей спасённой благодетельницей. «Господи! Ну как же можно так грациозно разливать чай, чуть наклонив абсолютно прямую спину, тянуться к столовым приборам, одновременно сгибая в коленке левую ножку так, чтобы каблучок полусапожка приподнимал длинную юбку».
На скатерти перед Анной лежало несколько раскрытых свёртков. Из каждого по очереди она доставала маленькую серебряную ложку сухого чая и пересыпала в крошечный заварочный чайник, обдавая кипятком из бульотки, греющейся на спиртовой горелке.[4] Потешно оттопырив мизинец, тотчас же закрывала крышкой, взбалтывала, слегка двигая при этом бёдрами, словно крутила хулахуп, нюхала, наливала несколько капель в фарфоровую чашку, пробовала, оценивала, запрокинув голову и закатив глаза. Кипятка в чайник добавлялось немного, из него цедилась густая черно-красная заварка.
— Если бы за этой алхимией вас застала святая инквизиция, обвинила бы в колдовстве, — не выдержал Распутин.
2
Рагнар Рафаэль Окерлунд, родившийся 2 декабря 1883 г. в небольшом приморском городке Ловиса, расположенном на берегу Финского залива примерно в 100 км к востоку от Хельсинки. Его отец, Ансельм Окерлунд, был потомственный морской капитан. При крещении ребенка в лютеранской церкви в качестве крёстных отцов выступали четверо друзей отца — все морские капитаны.
Известно, что в 1904 г. он изучал экономику в любекской школе экономики в Германии, а в 1905 г. совершенствовал свой английский язык в Лондоне. В 1906–1907 гг. работал в гельсингфорском отделении «Северного акционерного банка для торговли и промышленно-сти» (Nordiska Aktiebank).
В 1910–1914 гг. служил штурманским офицером на судах действующего флота на Тихом океане: сначала на канонерской лодке «Манджур», а затем — на крейсере «Аскольд». В августе 1914 г. получил назначение в Петроград. Там его оставили в Морском генеральном штабе как подходящего для работы в разведке офицера, к тому же, в совершенстве владеющего скандинавскими и финским языками. О том, что Окерлунд также «практически и теоретически знает английский и немецкий языки» указывалось в аттестации на него ещё в 1910 г.
В начале 1917 Окерлунд уже занимал в Особом делопроизводстве должность обер-офицера высшего оклада и самостоятельно вёл дело агентурной разведки на Балтийском театре, активно участвовал в создании агентурной сети в странах Балтийского ТВД, периодически совершая инспекционные поездки в этот регион, проводя контрольные встречи с агентурой.
В ноябре 1918 Окерлунд, оказавшийся на территории Советской России, был арестован ВЧК и предстал наряду с другими обвиняемыми по «Делу Морского генерального штаба» «перед Верховным трибуналом при Всероссийском Центральном Исполнительном комитете», который заседал 8-12 апреля 1919 г. По приговору Верховного трибунала «по делу Морского штаба»: Р. А. Окерлунд, А. К. Абрамович и А. Д. Иванов признаны виновными в шпионаже и приговорены к расстрелу. — (картотека Тотрова Ю. Х)
3
Дунин-Борковский, Михаил Иосифович. С 1906 г. в военно-морской разведке. В 1909 г. возглавил агентурную разведку. С 1914 г. до февраля 1919 г. возглавлял Особое делопроизводство МГШ. В связи с «делом Генмора» Верховным революционным трибуналом ВЦИК 30.04.1919 г. «признан виновным в недостаточном наблюдении за своими подчиненными, последствием чего были шпионские сношения его подчиненных с заграничными агентами Антанты при бессознательном его пособничестве» и приговорен к изоляции в концентрационном лагере до окончания гражданской войны. Содержался в Ивановском концлагере (Москва, бывший Ивановский монастырь), затем на исправительных работах в Саратове. Освобожден по амнистии 01.05. 1920 г. Служил в штабе командующего морскими силами республики. Уволен из РККФ 25.07.1922. В 1923–1924 гг. — безработный. В 1924–1929 гг. работал в Русско-Канадско-Американском пассажирском агентстве на должности статистика. С 1929 г. на пенсии. (Там же)
4
Бульотка представляет собой металлическую ёмкость с крышкой на подставке, снабжённую ручкой и носиком, как у чайника, или же сливным краником, как у самовара. По своему назначению бульотка несколько напоминает самовар, но в отличие от него обычно не имеет внутреннего очага, а обогревается расположенной снизу горелкой (спиртовкой). (Изображение — смотрите доп. материалы)