— Конечно, не считаю, — устало отмахнулся Батюшин. — Уверен, каждый из вас, господа, ощущает близкое дыхание русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Предлагаю узнать, как он выглядит из английского окопа.
Батюшин протянул Глобачёву следующий листок.
— Это расходная ведомость подкупа солдат и унтер-офицеров запасных частей при склонении их к неповиновению. Тут указаны даже адреса кассиров — вблизи мест дислокации батальонов. Работа уже ведется вовсю.[6] А вот — такая же смета, но для бастующих рабочих. Как видите, участвовать в стачках экономически выгоднее, чем стоять у станков. Ну и на десерт — то, что касается всех присутствующих. Проект приказа новой революционной власти по войскам Петроградского гарнизона и флоту. Английский язык знают все?[7] Ознакомьтесь, не торопясь, вдумчиво.
Батюшин достал из кармана последний листок и сунул в руки Непенину.
— Это еще не всё, — приглушил он свой голос. — В резиденции остался документ с весьма занятным названием «Stand-off list» из двухсот фамилий. Можно перевести, как «дуэльный список». Так вот, мы с вами там — в лидирующем пелетоне.
— И что это всё значит? — помахал прочитанным текстом Непенин.
— Это значит, дорогой Адриан Иванович, что Россия на этой войне получила на один фронт больше, а союзников — на одного меньше. Может, их и вовсе нет…
— Простите, Николай Степанович, — прищурил глаза Глобачёв, — всё это «богатство» вы обнаружили за те полчаса, пока беседовали с моим подопечным?
— Он показал мне сейф, не замеченный при первом осмотре, — неохотно ответил Батюшин. — А что?
— Так может быть, он еще расскажет что-то, что прольёт свет на ночное происшествие и на эти весьма любопытные бумаги. Честно говоря, я с удовольствием уступил бы ему право предстоящего высочайшего доклада.
— А вот тут, дражайший Константин Иванович, я вас порадовать не могу, ибо забираю Распутина для производства следственных действий.
— На каком основании, простите?
— На основании подозрения о шпионстве в пользу Германии.
— Я буду вынужден отразить в своём рапорте…
— Давайте договоримся, Константин Иванович, — произнёс Батюшин с плохо скрываемой угрозой, — вы не обсуждаете и не отражаете в своем рапорте мои действия, а я забываю про утечку секретных донесений Охранного отделения, оказавшихся каким-то загадочным образом в британской миссии. Кстати, скоро тут появятся английские дипломаты. Сами с ними будете общаться или предоставите это контрразведке?
— Но что же мне сообщить государыне? — прошептал Глобачев.
— Сообщите, что похищен неизвестными. Ведутся поиски. Прилагаете усилия. А когда я вам его отдам, у вас появится возможность отчитаться об успешно проведенной операции спасения. Прошу прощения, господа, но я исчерпал все отпущенные мне лимиты времени. Позвольте откланяться.
Не желая более дискутировать на щекотливые темы, Батюшин торопливо распрощался и отправился к особняку, чувствуя спиной растерянный взгляд Глобачева и тяжелый, осуждающий взор адмирала Непенина.
Историческая справка:
Глава 5
Фордевинд
Григорий открыл глаза, прислушался к собственному организму, попробовал сделать глубокий вдох-выдох и с удовлетворением отметил: если дыхание не форсировать — не болит. При глубоком вдохе срабатывает какой-то ограничительный клапан. Пока придется поработать на коротком.
Приподнялся на локте, огляделся. Комната его пребывания больше напоминала пенал, два метра в ширину, четыре — в длину, но зато с высоченными потолками. За окном желтеет противоположная стена стандартного питерского «колодца». Светло. «Это ж сколько я дрых? Как вчера вырубился прямо в гостях у „наших западных партнеров“, ещё помню. Сначала шум падающей воды в ушах, потом резко расфокусировалось зрение и всё. Дальше — темнота, без чувств и сновидений. Куда ж меня определил беспокойный генерал? Собственное жилье Распутина? Не похоже на книжное описание, но и не тюрьма. Николай Степанович решил припрятать меня на конспиративной квартире? Если так, то наживка в английской миссии сработала. Остаётся выяснить, свою игру пытается затеять Батюшин или работает на кого-то?»
Григорий приподнялся на локте и огляделся. Он лежал под знакомой распутинской шубой на какой-то мешковине с хрустящей соломой. Вместо испачканной кровью рубахи — солдатская гимнастерка. Кто и когда переодел, память пожимает плечами. Почти половину комнатушки занимает топчан, в углу приткнулась тумбочка с тазиком и кувшином. Потянул носом — поморщился. Пахло дымом и какой-то кислятиной. Заметил пар, идущий изо рта, и понял, насколько холодно в этом склепе. Ничего похожего на центральное отопление в комнатушке не было, и только один из углов закруглялся бочком голландской печки. Всё правильно. Это советская власть разбаловала народ бесплатным центральным отоплением. А до революции даже в господских апартаментах температура зимой редко превышала 17 градусов. Отсюда мода на ватные стёганые халаты и ночные колпаки, потому как холодно.
6
Деникин в своих мемуарах пишет, что офицеры французской разведки сообщали ему об известных французам адресах английских резидентов, располагавшихся по соседству с запасными частями Петрограда, и о суммах, которые были выделены им на подстрекательство солдат к бунту.
7
По признанию члена Петросовета, одного из авторов приказа № 1 Нахамкиса, проект приказа, разложившего армию, был изначально написан на английском языке и только потом переведен на русский, чем и объясняется его косноязычный слог.