Присутствующие обладатели «аудиоабонемента на офигительные истории», выслушав повествование, сидели молча, как первые посетители кинопремьеры космического блокбастера «Звёздные войны». Потом плотину молчания прорвало, и на голову рассказчика полился водопад уточняющих вопросов. Григорий, не желая быть пойманным на противоречивых деталях своей свежесочиненной зубодробительной истории, бессовестно воспользовался статусом раненого, объявив, что переволновался, за время столь длительного монолога разбередил рану и не может дышать. Он набычился, покраснел, как рак, и благополучно сделал вид, что свалился в обморок, заставив всю комиссию Батюшина понервничать и послать за доктором.
«А вот хрен они тебя отпустят, — грустно констатировал Григорий, когда утихла эйфория от удачно и к месту состряпанного фейка, — теперь ты не просто свидетель какой-то трагической перепалки представителей высшего света, а персональный пропуск генерала Батюшина ко всенародной славе, а значит, и к власти. Он тебя, как комнатную собачку, будет держать на коротком поводке, пока полностью не выжмет весь потенциал этой сногсшибательной истории, где чистой правдой являются абсолютно реальные фамилии германских агентов в Николаеве и Севастополе. И то — хлеб. Не люблю немецких шпионов Бергмана и Феоктистова, люблю наших разведчиков Штирлица и Вайса…»
В актив своей симуляции Распутин смело мог занести квалифицированную перевязку и полноценную помывку, на которой настоял доктор, за что Григорий был ему искренне признателен. Полностью сменив белье и портянки, хорошо знакомые Распутину по срочной службе в Советской Армии, отмочив нижнюю часть тела в ванной, а верхнюю — протерев влажным полотенцем, оприходовав приличный котелок каши с непонятной рыбой, — Филипповский пост жеж! — Григорий почувствовал себя значительно счастливее.
Пассивом осталось водворение страдальца в ту же халупу, правда, натопленную, со всеми извинениями и предупреждениями, что задержание — исключительно ради безопасности, ибо собственное жильё Распутина наверняка известно злоумышленникам. Скрипнув зубами, пришлось согласиться.
Несмотря на беспокойный день, спать совсем не хотелось. Распутин подошел к окну, от которого ощутимо тянуло стужей. На морозном стекле отражались сполохи огня и плясали неясные тени. Костры в центре — характерное явление дореволюционного города, не из озорства и не развлечения ради, а как необходимость для обогрева несущих наружную службу городовых, дворников, извозчиков, мальчиков на побегушках. Пользовались кострами и прохожие, особенно городская беднота, нищие, бездомные, не имевшие теплой одежды. Люди, гревшиеся у огня, не сидели, праздно любуясь им. Все были заняты делом. Каждый считал своим долгом поправить костер, подкинуть в него полешко или дощечку от разломанного ящика, лежавших тут же в виде небольшого запаса. О чём-то переговаривались, смеялись и завистливо поглядывали на господские окна бельэтажей. Пройдёт совсем немного времени, и они прямо от костров пойдут в ухоженные парадные меняться местами с обитателями многокомнатных квартир.
Распутин провел пальцем по плотной бумаге и еле заметно улыбнулся, вспомнив, как мама каждый год на первый снег доставала с антресоли гирлянды поролоновых рулончиков и специальную бумагу-самоклейку, доверяя ему ответственное дело — преградить дорогу холоду. Он, высунув от усердия язык, конопатил щели, отмерял и отрезал ровные полоски, смачивал их в теплой воде и старательно лепил к оконным рамам, стараясь приклеить ровно, без пузырей. Для него это действо было первым актом подготовки к самому любимому празднику — Новому году…
Не спится. Наверно, это — возрастное. Или влияние «святого старца». Вёл, паршивец, ночной образ жизни, потом дрых до полудня. Зато можно подвести первые итоги. Невинная душа — точно не распутинская… Теплилась такая надежда. Мимо! Больше никого спасти не удалось, что делать дальше — неясно. Артём Аркадьевич велел на прощение не жалеть демонов, сделок с ними не заключать. То ещё пожелание. Хвостиков, рожек у них нет, а в остальном — как понять? Явных уродцев, подтвержденных историей, не так много, да и с ними не все однозначно. Батюшин, например. Он кто, демон или душа невинная? Бегать по улицам, искать «на кого Бог послал» можно до морковкиного заговенья. Тут через месяц такое начнётся… Загадать, что ли, желание Деду Морозу — окончание войны к началу революции! Полгода мира с февраля по октябрь — это ж сколько спасенных душ! Хоть с какой стороны проблему разглядывай — России позарез нужен сепаратный мир, но как сподвигнуть на эту мысль Батюшина?! А на поиски кого-либо другого времени нет. Засада…