— Тогда где мы? Почему никого нет? — шёпотом спросил Распутин.
— Мы на границе миров между антропоцентричным бесноватым Западом и теоцентричным распятым Востоком. И тебе надо определиться, с кем ты. А одиночество, оно обманчивое… Мы часто никого не хотим видеть только для того, чтобы никто не заставил сомневаться в правильности наших помыслов и решений…
— Другого решения нет? Конвергенция невозможна?
— Наши цивилизации настолько разные, что даже понятия их не совпадают. Нет на Западе великодушия, есть generosity — щедрость подаяния… Нет понятия «справедливость», вместо него — Justice — правосудие… Для западного «рацио» непонятна наша максима: «Цивилизованным является общество, где убийство врага считается вынужденным грехом, а не безусловной доблестью»… У него другие критерии цивилизованности. А для нас неприемлема западная циничность и всеядность. Наш мир для Запада — это ад. Его мир — ад для нас… Ты видишь, как всё относительно, Гриша?
Миронов спрятал фляжку в карман, запахнул полы своего плаща, ёжась от холода.
— Не смотри на меня коровьими глазами, курсант, никто никуда тебя отправлять не собирается. Черти, хватающие душу и волокущие её в кипящий котёл, — воспитательная гипербола. Человек всё делает сам. Всё, что ты сделал у разбитой автомашины — понятно и оправдано с точки зрения Запада. Если ты разделяешь его идеалы, то они и будут окружать тебя в загробном мире. А рай это для тебя или ад — решай сам…
Распутин встал рядом с генералом, подставил лицо под морской бриз. Волны снова скрыли поле боя. Море стало спокойным, ленивым, ворчащим, но не опасным.
— Я все понял, Артем Аркадьевич. Простите, что не оправдал доверие. Готов понести наказание… Или как оно правильно звучит — епитимью… Но что сделано, то сделано… Иногда кажется, что изменить мировую историю проще, чем собственную судьбу, хотя мне безумно хочется именно этого…
Миронов посмотрел на плотно сжатые губы Распутина и покачал головой.
— К великому сожалению, люди плохо себе представляют силу, заключенную в них. Читая слова Священного писания «Бог сотворил по своему образу и подобию», даже не задумываются, что подобие Всевышнему означает дарованную способность создавать невозможное и преступать непреодолимое. Пользуются этим даром всуе, разбрасываются, творя не дела, но делишки. Некоторые осознанно, но большинство — невольно, не ведая про то, как их слово отзовётся…
— Вы это к чему, Артём Аркадьевич?
— Всё будет, как ты пожелал, Гриша. Ты получишь возможность изменить судьбу, изменив ход истории. Трогать эту капризную даму можно только в одном случае — спасая чью-то невинную душу. Спасешь её — сможешь вернуться во время, позволяющее исправить твою собственную судьбу… Это и будет твоей епитимьей… Или платой за встречу с семьёй.
— Разве они не… — дрожащим голосом начал Распутин.
— Ты же слышал, что означает «созданный по образу и подобию»? Тот, кому по силам творить новую реальность и делать бывшее не бывшим… Но тебе пора…
— Погодите, Артём Аркадьевич! Чью душу я должен спасти?
— Сам догадаешься, курсант, не маленький, — усмехнулся генерал. — И помни, отправляешься на войну. В самое логово нечисти. Бесов разрешаю не жалеть. Сделки с ними не заключать. Да что я всё тебе пересказываю. Вот первоисточник, читай, там всё написано. Держи крепче — пригодится!
В руки Распутина ткнулась массивная толстенная книга. От неожиданности он ойкнул и крепко прижал фолиант к своей груди. Лицо генерала подернулось маревом и моментально растворилось в темноте. Там, где только что стоял Миронов, сверкнуло пламя выстрела. Что-то раскалённое обожгло грудь, и он со всего маха опрокинулся навзничь, больно приложившись затылком об пол.
Глава 2
Попытка выжить
Из лёгких вышибло воздух, и судорожные попытки вдохнуть кончались безрезультатно. Но самым неприятным было другое. К лежащему на боку массивному стулу, с которого слетел Григорий, из сумрака плохо освещенного помещения приблизился прилизанный, набриолиненный тип отвратного вида с прической на прямой пробор и лицом, похожим на рыбу, вынутую из аквариума. Бесцветные глаза обрамляли белесые брови, растянутый от уха до уха рот с бесцветными губами кривился в недовольной гримасе. Только тяжелый взгляд и массивный револьвер в правой руке выдавали хищника. Внимательно посмотрев на лежащего Распутина, мужчина отодвинул стул, сделал ещё один шаг, встав в ногах жертвы, и слегка наклонился, изучающе разглядывая поверженное тело. Очевидно, увиденное его удовлетворило, опущенные уголки губ поползли вверх, и он медленно поднял ствол, целясь Григорию прямо в лоб. В условиях цейтнота инстинкт самосохранения, принявший командование на себя, в доли секунды вытащил из «жёсткого диска» памяти и «разархивировал» варианты спасения. Левая ступня чуть сместилась, цепляя пятку нападающего, а правая нога согнулась и изо всех сил впечатала каблук в колено стрелку. Удивленно выгнув брови, человек-рыба обиженно кхекнул, взмахнул руками и, не сгруппировавшись, грохнулся навзничь, успев судорожно нажать на спусковой крючок. Пуля, отрекошетив от покатого потолка, противно взвизгнула над ухом, испортив паркет.