23 февраля профсоюзы организуют демонстрацию под лозунгом «Международный день рабочих», к шествию присоединяются женщины, выброшенные на улицу рабочие и даже дезертиры, по которым плачет розыск. Полиция не вмешивается. Утром следующего дня — новая демонстрация с красными флагами. Поют «марсельезу», кричат: «Смерть Протопопову! Долой самодержавие! Конец войне! Долой царицу-немку!». Полиция разгоняет нарушителей, на мостовой остаются несколько раненых. В третий день восстание принимает опасный характер. Руководит восставшими партия большевиков. Заводы закрыты. Полиция стреляет по митингующим. 26-го, в воскресенье, в городе, кажется, немного спокойнее, и Николай II, отказавшись верить в революцию, собирается отправить из Ставки генералу Хабалову, новому губернатору Петрограда, телеграмму: «Приказываю с завтрашнего дня прекратить беспорядки в столице и не допускать подобного в тяжелый час войны с Германией и Австрией».
27 февраля восстание не утихло, а перекинулось в казармы. Один за другим к восстанию присоединяются полки императорской гвардии. В действительности, от элитных войск, некогда символизировавших славу и безопасность империи, мало что осталось. Речь идет о резервистах, наскоро мобилизованных в последней возрастной категории, их основная забота — избежать отправки на фронт. Многие уже по горло сыты войной и плюют на дисциплину. Следуя примеру Павловского полка, гвардейцы Волынского, Латвийского, Московского, а также Преображенского и Семеновского полков выходят на улицы без своих офицеров, без полковых знамен и братаются с народом. Уверенные в своей силе и правде, мятежники захватывают Петропавловскую крепость, открывают двери тюрем, поджигают Дворец правосудия, захватывают Арсенал и раздают оружие толпе. Скоро неистовствующая толпа появляется около Таврического дворца, где депутаты, как в западне, ждут смертного часа. Керенский устремляется к мятежникам, шумно приветствуя, поздравляя, призывая арестовать министров и занять все стратегические пункты города. «Временный комитет» из двенадцати членов избран незамедлительно и его председателю Родзянко было поручено добиться от царя создания «Министерства доверия». Одновременно в другом зале Таврического дворца собрался первый съезд Совета рабочих и солдат, возглавляемый активным Керенским.
Нет начальников, нет преград, нет приличий. В пять дней победила улица. Испуганные горожане вывешивают в окна красные флаги, чтобы завоевать расположение новой власти. Реквизированные легковые автомобили носятся по городу, набитые типами в военном, палящими беспрестанно в воздух. Арестовывают не важно кого, не важно за что, по любому доносу соседей. Разъяренные люмпены сбрасывают императорских орлов с домов, магазинов, фасадов зданий. Их теперь больше на тротуарах. Офицеры срывают с погон императорские вензеля. Военные приветствия упразднены. В глазах нового правительства любая иерархия — отрыжка прошлого.
Наконец, отдавая себе отчет в опасности, царица телеграфирует мужу: «Последствия неизбежны. Бои на улицах продолжаются. Большинство соединений перешли врагу». На этот раз Николай II решается покинуть Ставку и вернуться в Царское Село. Но императорский поезд, выйдя из Могилева, в ночь на 28 февраля, попадает к двум группировкам, вооруженным пушками и пулеметами, и не может двигаться дальше. Царь решает добраться до Москвы. Но тут ему сообщают, что «вторая столица» только что перешла в руки мятежников. Не зная, куда направиться, он решает пробиваться в Псков, генеральную ставку Северной армии под руководством генерала Руцкого. Царь прибывает туда 1 марта 1917 года и узнает, что Дума решила самовольно создать Временное правительство во главе с князем Львовым. Имея ежечасную информацию о текущих событиях, генерал Алексеев, командующий Генеральным штабом Главной Ставки в Могилеве, берет на себя инициативу пригласить главнокомандующих различных армейских соединений и убедить императора, во имя Родины, отречься от престола. Правильно разобравшись в обстановке, великий князь Николай Николаевич, наместник царя на Кавказе, настаивает, чтобы Его Величество прислушался к пожеланиям высших офицеров и отдал корону. Перед подобным единодушием Николай II, огорошенный, подавленный, потрясенный, соглашается отречься от престола в пользу своего сына Алексея, двенадцати с половиной лет. Но предупреждает, чтобы депутаты Гучков и Шульгин явились к нему для обсуждения этого вопроса, он предпочитает дождаться их прибытия и при них подписать отречение, предварительно сформулированное Алексеевым.