Его речь была импульсивной, путаной, странной. Он то переходил на старославянские, давно вышедшие из употребления словечки, то на брутальную полууголовную речь. Он часто сквернословил, но лишь с теми людьми, которые даже его площадную брань воспринимали как откровение. Распутин тонко чувствовал границы допустимого. С аристократами голубых кровей он вел себя иначе, чем с разночинцами или простолюдинами. С первыми он был кроток, задумчив и добр, со вторыми — напорист, даже нагл и довольно груб. Он знал, что людям нравится проявление властности и отеческое порицание.
У любого человека, каким бы порядочным, каким бы высокоморальным он ни был, в душе есть укромные местечки, где живут укоры совести. Вся наша жизнь состоит из небольших свершений и побед, небольших компромиссов и даже преступлений. В детстве, юности, молодости все мы рано или поздно ошибаемся, поступаем не лучшим образом, идем на маленькие предательства, что-то утаиваем, выдаем за истину маленькую спасительную ложь.
Однако у подавляющего большинства, если присмотреться внимательней, эти предосудительные (нами самими) поступки преступлениями ни в коей мере не являются. Эти воспоминания тяготят только нас самих. Мелкая кража бабушкиного варенья — в чем здесь преступление? А мы помним этот момент до конца своих дней. И чувствуем себя виноватыми… На этих мелочах Распутин и играл: на чувстве вины своих поклонников, на их стремлении найти ответы на главные вопросы. В чем смысл существования? Что со всеми будет? Есть ли надежда на счастье? И на множество других загадок, ответов на которые не даст ни один ясновидец.
А Распутин — отвечал. Путано, не напрямую, стараясь не попасть пальцем в небо. Он умел превращать ложь в истину, порождать сомнение там, где сомневаться было не в чем. Несущественные детали он возводил в ранг знамений. Играл на суевериях, на человеческих слабостях.
Под свои слабости он подводил религиозную основу. Когда его уличали в развратном поведении, он говорил, что многочисленные оргазмы помогают ему приблизиться к божественному озарению. И это еще не самое вздорное самооправдание. Распутин не особенно себя ограничивал, оставаясь в глазах апологетов чистым, истинно верующим, почти святым.
Удивительна доверчивость русского человека. Но не станем забывать, что время было тревожное. Из русской жизни безвозвратно ушел в небытие традиционный вековой уклад. В воздухе носились будоражащие сознание революционные идеи. Никто ни в чем не был уверен, в том числе в своем будущем и в будущем детей. Именно этот момент и был наиболее благоприятен для таких людей, как Григорий Распутин. Он не единственный «старец», которого считали пророком. По всей России таких «ясновидцев» было полно. Но лишь Распутину удалось приблизиться к царской семье, подобраться к самой верхушке российской власти. Только ему довелось оказать реальное влияние на ход истории. И это самое удивительное — столь незначительная личность вдруг превратилась во влиятельнейшую фигуру.
Почему это произошло, мы уже говорили. Власть измельчала. Вера деградировала до суеверия. У руля великой державы стоял слабый человек, который не сумел справиться с тем, что было даровано ему судьбой — неограниченной властью.
ЧЕРНОГОРСКИЕ КНЯЖНЫ
Распутин не пропускал ни одного многолюдного богослужения. И после службы, выходя из церкви, собирал вокруг себя толпу верующих. Все знали — это тот самый «старец», который видит будущее. К Распутину тянулись десятки рук — верующие просили благословения, помощи, слов утешения. И Григорий Ефимович не жадничал. Он раздавал налево и направо пустые обещания, предсказывал туманно, но обнадеживающе.
«А что, старец, выздоровеет ли моя супруга?» И «старец» отвечал: «Под Богом ходим. Молись!» И это можно было расценивать двояко — что женщина после усердных молитв выздоровеет или… наоборот.
Его спрашивали — будет ли война. Одним он отвечал, что не будет, другим — что будет, но не скоро. И оказался прав. В 1905 году войны не было. А 1914 год был еще далекой перспективой… Только в чем пророчество? Так можно предсказать любую войну, причем в любой стране.
Как Распутин уживался с собственной совестью? Вполне сносно — он быстро уверовал в свое высокое предназначение. И когда к нему домой толпой пошли люди, что вызывало у Прасковьи Федоровны глухое раздражение, он укорял ее тем, что в его дар не верят самые близкие, самые родные люди. Но уж кому, как ни супруге, знать всю подноготную собственного мужа? Во что Прасковья Распутина должна была поверить?
Распутин, между тем, активно осваивал «столичную территорию». Начав с богослужений, он вскоре проник в клубы, в которых собиралась петербургская богема, в артистические кафе, в дома дам полусвета — оттуда недалеко и до особняков настоящей аристократии. К слову — в высший свет Распутина ввел все тот же архимандрит Феофан, находившийся под воздействием необъяснимого обаяния сибирского «старца».
Распутин умел располагать к себе незнакомых людей. Рассказывали, что при первой встрече он протягивал руку и долго ее не отпускал, сверля взглядом колючих глаз своего визави. И так продолжалось до тех пор, пока его собеседник отводил взгляд в сторону. Это было первой психологической победой. Затем Распутин принимался говорить, часто даже не дожидаясь вопроса. И это оставляло неизгладимое впечатление — словно Григорий Ефимович умел заглянуть в самую душу и прочесть там все тайны нового знакомого.
С простолюдинами Григорий Ефимович поступал проще. Он дарил подарки. Всякую мелочь, которая вдруг приобретала особый символический смысл. Эта показная щедрость добавляла «старцу» славы бессребреника. Впрочем, при всей противоречивости Распутин не состоял из одних недостатков, были у него и хорошие качества. Он, к примеру, не был скуп. За деньги не держался. И когда получал щедрые пожертвования от богатых поклонников, большую часть полученных денег раздавал бедным или жертвовал на нужды церкви. Интуиция подсказывала ему — отдай малое, получишь все. И он отдавал.
Характерная особенность, после гибели Распутина его семья осталась практически без средств к существованию. Все, что было у вдовы Григория Ефимовича, дочери Варвары и сына Дмитрия — родовой дом в Покровском. Но и он вскоре был отобран новой революционной властью — в 1920 году.
Однако, принимая большие и малые подношения, Распутин себя не забывал. Он отдал дочерей в лучшие гимназии Петербурга. При доме держал прислугу, а в 1916 году даже обзавелся личным секретарем. Незадолго до гибели он перестроил дом в Покровском, возвел второй этаж, в результате чего простая восьмикомнатная крестьянская изба превратилась в купеческий особняк.
Своим жертвователям Распутин запомнился особым отношением к деньгам. Когда ему протягивали мятый рубль, явно оторванный от скудного семейного бюджета, Григорий Ефимович принимал его со слезой, с глубокой признательностью. Пухлые пачки банкнот от петербургских богатеев он брал молча — не пересчитывая деньги и даже не обращая на них внимания. Мол, дал и дал. И не жди большой благодарности, поскольку деньги для меня ничего не значат. Он умел играть на публику, тонко чувствуя, как следует вести себя с одними и как — с другими.