У феномена распутинщины не было экономических предпосылок. Это сугубо политическое явление, обусловленное слабостью самодержавной власти. Секрет всесилия Распутина следует искать в царской семье.
РАСПУТИН И РАСПУТИНЩИНА
Впервые Григорий Ефимович Распутин-Новых (он представлялся и как Распутин-Новый) появился в Петербурге в 1900 году в возрасте 31 года. В многочисленных биографиях Распутина, носящих комплиментарный характер, приезд в столицу России представлен как этап странствий «старца» по святым местам. Но есть целый ряд веских доводов в пользу того, что Петербург был целью Распутина, вершиной просчитанного им плана. Именно в столице он мог в полной мере осуществить задуманную им авантюру. Правда, вряд ли он ставил перед собой цель — войти в доверие или, тем более, сблизиться с царской семьей.
Петербург открывал перед Григорием Ефимовичем широкую перспективу. Освоив «профессию» юродивого и ясновидца, он мог не беспокоиться о заработке — всякого рода пророчества и гадания приносили немалые деньги. Невежественных людей в России всегда хватало. Но кто мог предположить, что невежды управляют государством?
Первый приезд в Петербург принес свои плоды — четырьмя годами позже, в 1904 году, Распутин переезжает в столицу и поселяется в просторной квартире с окнами во двор. Через шесть лет перевозит из деревни семью и устраивает детей в школу. Он действует как расчетливый провинциал, пытающийся выстроить карьеру, обрести стабильность и достаток. Поражают лишь методы достижения этой вполне объяснимой цели. Свои невнятные способности к целительству и ясновидению Распутин превращает в основной источник дохода. То есть зарабатывает на страхах людей и на их бедах.
Распутин искал знакомств среди высокопоставленных сановников православной церкви, рассчитывая на их помощь. Григорий Ефимович, несомненно, был одаренным человеком. Одним из его талантов был дар, который сегодня называют «харизмой». Он притягивал к себе внимание и мог удерживать его сколь угодно долго. И это несмотря на то, что в его путаных, невнятных речах не было ничего выдающегося, нового, привлекательного. Он ставил на суеверие, поскольку и сам был не столько верующим, сколько суеверным человеком.
Удивительное дело — ему верили блестяще образованные люди, представители аристократии, наконец, церковные деятели, которые разбирались в теологических хитросплетениях и могли отличить канон от ереси. В речах же Распутина с канонической точки зрения ереси было предостаточно. Тем удивительней влияние, которое оказывал Григорий Ефимович на церковных сановников.
Верил ли он в бога? Да, конечно. Распутин был глубоко религиозным человеком. Но при этом он не обладал глубокими познаниями библейских текстов и основ христианства. И не мог ими обладать — в 1904 году это был неграмотный человек, не умевший читать и писать. Уроки грамоты он начал брать уже в Петербурге. А спустя три года (внимание!) уже стал автором первой книги — «Житие опытного странника». В 1915 году вышла вторая и последняя книга Распутина — «Мои мысли и размышления». И это были вовсе не показатели бурного прогресса Григория Ефимовича. Книги были написаны другими людьми, журналистами, записывающими устные изречения Распутина — заметим, весьма противоречивые и маловразумительные. Но разве мысли Распутина были важны читателям его «трудов»? Разве вникали рабочие в мудрствования Ленина, которые и специалисты-то разбирали с большим трудом? Важна была сама фигура. Простые и понятные призывы. Обещания и демонстрация силы. То же и в случае с Распутиным. Достаточно было возникнуть фигуре, которая открыто заявила: «Я знаю, что будет», — и эти две ничтожные по содержанию книжки тут же обрели статус книги пророчеств.
Феномен Распутина и распутинщины так же необъясним, как и феномен большевизации России. Можно выстраивать какие угодно логические цепочки, приводить сотни весомых причин, но понять до конца, почему великая страна встала на колени перед горсткой политических спекулянтов, эксплуатирующих экономические идеи Маркса и вечное стремление простонародья к вольнице, невозможно.
Почему именно Распутин? Разве мало в предреволюционной России было странников и бродячих пророков? Их было очень много, больше, чем можно себе представить сейчас, с высоты прожитого столетия. Но лишь один из них просчитал свои действия с точностью удачливого купца. Нашел самые чувствительные точки в душах церковников, а потом и высокопоставленных аристократов. И втерся-таки в доверие к царю и царице. И стал своим — целителем, предсказателем, советчиком… Сам при этом не обладая большим умом.
Однако не все получилось у Григория Распутина в его планах стать «вторым мессией». Не разбираясь в хитросплетениях политики, он стал орудием той группы приближенных к власти людей, которые методично подтачивали самодержавие, готовя переворот и низложение царя. Распутин быстро превратился в страшилище, которым газеты пугали интеллигенцию и левых радикалов. Эта противоречивая и, в общем-то, совершенно незначительная фигура как нельзя лучше подходила в качестве инструмента демонстрации разложения самодержавия. Мол, верят во всякую ерунду, как малограмотные церковные старухи. И у образованных россиян по спине пробегала дрожь. Что будет с Россией при такой власти? Куда катится великая империя? И, в конце концов, чего добивается этот религиозный безумец?
Однако сам Распутин над процессом демонизации своей личности был невластен. Превратившись в инструмент политической борьбы за власть, он стал заложником мифа, который создал собственными усилиями. Вряд ли Григорию Ефимовичу нравилась слава развратника и пьяницы, которая шла впереди него. По словам единственной выжившей близкой родственницы Распутина — старшей дочери Матрены, успевшей эмигрировать в годы революции, — ее отец не был развратником. Напротив, его можно было назвать почти образцовым семьянином, заботившимся о супруге и детях (их у Распутина было трое, две дочери и сын — Матрена, Варвара и Дмитрий). Стал бы развратник и гулена перевозить в столицу из глухой тобольской деревни детей и жену? Не выгодней ли было держать их в отдалении, чтобы развязать себе руки?
Впрочем, в поведении Распутина часто не было никакой логики. В этом человеке сочетались крестьянская расчетливость, хватка мелкого лавочника и непредсказуемость подвыпившего мужика, который может сболтнуть чего ни попадя, ввязаться в драку и даже совершить преступление, сам потом не в силах объяснить, зачем он это сделал. Примером тому может служить происшествие, случившееся 16 декабря 1911 года, когда Распутин был приглашен епископом Гермогеном на его подворье. Распутин явился. В ходе беседы между Григорием Ефимовичем и Гермогеном завязался спор. Гермогена поддерживал его единомышленник иеромонах Илиодор. Гермоген уличал Распутина в ереси и безбожии. В запале он ударил Григория крестом. Распутин, мужик крепкий, жилистый, полез в драку. История закончилась грандиозным скандалом и уж точно не пошла Распутину на пользу.
Современники Распутина вспоминают и другие его поступки, объяснения которым отыскать невозможно. Например, публичная демонстрация зависимости императрицы от его, Распутина, воли. Более того, несколько раз Григорий Ефимович прямо говорил о существующей между ним и царицей интимной связи. Добавим — якобы говорил. Дело в том, что свидетельства тех или иных поступков Распутина вызывают сомнения. Они крайне противоречивы, опровергают одно другое, зачастую необъяснимы и даже нелепы.
И все же — как Распутину удалось приблизиться к царской семье, войти к ней в доверие и оказать на нее такое сильное влияние? Ответ, скорее всего, следует искать не в особенностях личности Распутина или в его мнимых и реальных талантах. Дело в царской семье — в личностях императора и императрицы.
Царская власть измельчала. Самодержец оказался неспособен управлять гигантским государством. Неплохой по характеру, уравновешенный человек, получивший в молодости хорошее образование, царь Николай II оказался малодушным, слабым правителем, находящимся в плену собственных заблуждений. Он не владел картиной политических процессов, происходящих в стране. Плохо ориентировался в тенденциях общественного и социального развития. По этой причине категорически отвергал политическую реформу, которая привела бы Россию к конституционной монархии, как в Англии, и тем самым спасла бы Россию от катастрофы.