Выбрать главу

— Это не может быть! Царица этого никогда бы не допустила. — протестует Мария и звонит Вырубовой.

После убийства Анна Вырубова поселилась у царицы, поскольку та опасалась, что подруга станет следующей жертвой. Наконец, связь установлена. Вырубова передает трубку Александре Федоровне:

— Моя дорогая, я знаю, как вы страдаете. Но мы думаем, будет лучше, если вы не увидите вашего отца. Для вашей матери это тоже был бы невыносимый удар.

— Но мы ведь его уже видели, — возражает Мария в полной растерянности, — и мы все хотим попрощаться с ним. Мама все еще очень любит его. Она хочет дотронуться до его руки и поцеловать его в лоб — она хочет попрощаться с ним…

— Я решила, — слышит Мария более холодный и жесткий, чем раньше, голос царицы, — лучше, если все будет сделано так, как я распоряжусь. Вас при этом не будет. Вы можете подождать в павильоне Анны, где мы сможем увидеться после церемонии. Сожалею, но остановимся на этом.

Генерал Воейков пытается убедить государя, чтобы тот даже в самом узком кругу ни в коем случае не принимал участия в похоронах. Вероятно, исходя из тех же соображений — присутствие при погребении этой овеянной скандалами фигуры будет его чрезвычайно компрометировать. Воейков тоже попытался выступить за перенос церемонии в Сибирь. Николай выслушал молча.

Тяжело дается царю выбор меры наказания для убийц — его близких родственников. Когда Николай получил в Генеральном штабе сообщение о смерти Распутина — согласно свидетельским показаниям — он с трудом смог скрыть облегчение. Но теперь он стоит перед дилеммой. С одной стороны, будучи правителем России, он должен заботиться о справедливости, а с другой стороны, наказать родственников, которых он знает как близких и преданных ему людей… Причем за деяние, о котором вряд ли кто-нибудь знает лучше, чем он сам, что оно совершено из чувства патриотизма и лояльности к Царскому дому.

Своему любимому племяннику Дмитрию Павловичу он телеграфировал, едва до него дошли после первые слухи о его причастности к делу: «Надеюсь, по окончании расследования ты останешься невиновным…»

Николай принимает решение прекратить расследование. А двух основных подозреваемых приказывает сослать.

Дмитрий Павлович должен немедленно покинуть столицу и отправиться на персидский фронт, Феликс Юсупов — в свое имение в курской губернии. Пуришкевича не лишают депутатской неприкосновенности. Великокняжеский семейный клан объединился. Царя хотят просить о прошении. Николай получает телеграмму от матери об этом. Он отвечает ей, что дело «отдано в руки Господа». «Сандро», с юности наиболее близкий царю родственник, отправляется посредником на аудиенцию к Николаю.

Государь непоколебим. После первого разочарования ближайшие члены семьи составляют совместную петицию Николаю. Они указывают на свою лояльность династии и защищают князей, прежде всего, молодого Великого князя Дмитрия Павловича, который по сравнению с Юсуповым и Пуришкевичем, по сути, сам не участвовал в убийстве. Они просят, по меньшей мере, о смягчении наказания — чтобы молодой князь был сослан не на персидский фронт, а в имение. Петиция подписана шестнадцатью членами семьи.

Царь возвращает ее с пометкой: «Никому не дано право заниматься убийством… Удивляюсь Вашему обращению ко мне…»

Его реакция вызывает еще большее возмущение. Один из старших членов царской семьи попытался дать понять Николаю, что необходимо, по крайней мере, сейчас, запретить царице вмешиваться в принятие им решений. Вслед за чем и его отправляют в ссылку в имение.

Открыто говорят о необходимости удалить государыню со Двора и сослать в монастырь. Доходило даже до организации отдельными группировками заговора с целью полного лишения царицы права влиять на политические дела — и это замышлялось в тех кругах, где ликвидация Распутина хотя и считалась позитивным событием, но не меняла настроя сделать жизнь народа и всего населения страны лучше. То, что преступники якобы выходцы из высших кругов, и практически остались безнаказанными, позволяло им произносить фразы, вроде: «Стоит только кому-нибудь подняться с низов, как придворные тут же уберут его…»

Уже находясь в изгнании, Феликс Юсупов пишет своей теще, Великой княгине Ксении, сестре царя: «Я, а уж я-то точно знаю, что этот человек (он имеет в виду убийцу, то есть самого себя) чувствовал во время и после убийства и что продолжает чувствовать. Могу в категорической форме заявить, что он был не убийцей, а инструментом в руках провидения. Только судьба могла наделить его этой необъяснимой и сверхчеловеческой силой и самообладанием, чтобы он выполнил свой долг по отношению к Отечеству и Царю, уничтожив злую и дьявольскую власть, бывшую позором для России и всего мира, и перед которой до сих пор все были бессильны…».