Прошло полчаса, час или целая вечность, прежде чем Распутин вновь оказался на свободе, и чья-то сочувствующая рука бросила ему вслед одежду.
Если можно этому верить, то Распутин и позже никогда не смеялся над случившимся. Скорее, это воспоминание травмировало его, напоминая об унижении, нанесенном ему обожаемым слабым полом.
Неизвестно, из сочувствия ли, или из-за влюбленности в Распутина (в чем она позже сознается) Дуня пошла на службу к Распутиным, но факт остается фактом: она не только поехала в Покровское, но в дальнейшем последовала за Григорием и в Петербург, прослужив ему до самой его гибели.
Однажды ночью сосед Распутиных, Картавцев, вновь попытался уличить Григория в воровстве. «Я нанес ему несколько ударов по голове, после чего у него пошла кровь из носа, и он потерял сознание», — позже сообщил сосед в своих показаниях для полицейского протокола.
Дальше в полицейском отчете написано: «Их было несколько». Утром начались поиски объявленных преступников. Распутина нашли у дома, разыскать остальных так и не удается. Ходатайство о ссылке Григория Распутина на восток (форма наказания, которая по действующим здесь законам применялась в отношении нежелательных граждан или преступников) за отсутствием доказательств не было удовлетворено, и ему позволили оставаться в Покровском.
Но Распутин не желает оставаться. Он решает пуститься в странствия.
Ключевые события
Если отец интерпретирует внезапное исчезновение сына как отсутствие желания работать и попытку улизнуть от дела, то пострадавший крестьянин мотивирует это тем, что Распутин наверняка хочет вовремя скрыться от уголовного дела, висящего над ним подобно дамоклову мечу.
Позже набожная дочь Распутина Матрена объяснит поведение отца тем, что к нему якобы прямо посреди поля явилась богородица, и он, услышав ее зов, пошел паломничать. Якобы, отец Матрене это рассказывал. Спустя много лет сам Распутин напишет об этом или велит написать своим помощникам. Так или иначе, он ушел, чтобы познать жизнь и волю божью. Его цель — «святые места».
Описание своего «Жития»[1] — то есть «жизнеописания», Распутин начинает со следующего эпизода: «В начале жизни на этой земле (…) я был в гармонии с миром, то есть я любил жизнь и искал счастье в светской жизни.
Я управлял повозкой, был почтовым возницей, рыбаком и пахал землю. Все это важно для хорошего крестьянина!
И все же я должен был терпеть много неприятного. Всегда, когда что-нибудь случалось, я был виноватым, даже если ничего плохого не делал, и я должен был мириться со всяческими насмешками.
Но при этом я усердно работал на поле, мало спал и о многом думал. В душе я чувствовал потребность найти что-то такое, что могло бы принести человеку настоящее счастье.
Я обращался за советами к нашим священникам, но этого мне не хватало. Только пение и громкие молитвы, а также безропотное послушание — этого было мало. Я долго раздумывал, и так получилось, что отправился паломничать, чтобы за короткое время приобрести жизненный опыт…».
Странствовать пешком по монастырям для России того времени не считалось чем-то необычным. Существующий уже несколько столетий обычай пешком отправляться по «святым местам», к коим относились не только монастыри, но и церкви с почитаемыми иконами или мощами святых, чем так богата русская православная церковь, соблюдался не только крестьянами, но нередко и выходцами из высших слоев общества, даже правителями, которые, разумеется, совершали путешествие в карете или на личном поезде. Обычно такое паломничество не становилось одним единственным в жизни. В те времена русский верующий отправлялся в путь много раз, как правило, каждый год.
Выбор цели велик настолько, насколько длинен список православных святых, летописи которых доставляли большую радость верующим. Бесчисленные легенды слагаются о некогда благодетельных или прославленных личностях — отшельниках, аскетах, чудотворцах, а также многих известных в русской истории воинах или владыках, умерших насильственной смертью и впоследствии канонизированных церковью. Верующий полагает, что, став странником, он сможет искупить свои грехи и приблизиться к Богу. Те, что дают приют странствующим пилигримам, делают это, надеясь, что сами причастны к «божьему делу».